В погоне за Тайной

Впервые Кобейн ехал на мотоцикле пассажиром, обняв гибкое, упругое женское тело. Мотоцикл рычал, как злой зверь, но был послушен Ане, как хорошо выдрессированный пес. Она уверенно и дерзко направляла машину по пустынному серпантину. Казалось, что они или летят в черноте ночи, или скоро в нее сорвутся, оглушив ревом мотора Вселенную. Бэю хотелось и самому рычать от поглотивших его чувств. Что он и делал, вызывая счастливый женский смех. И его руки! Они не могли спокойно лежать на тонкой талии. Им хотелось быть везде. На упругой груди, на напряженном животе. В горячих подмышках.

— Сумасшедший! — кричала впереди него Тайна и рисовала зигзаги на дороге, когда ладони Бэя вели себя чересчур вольно.

Ночевали Кобейн и Ана в большом монастыре двенадцатого века, ютившемся в широкой долине высоко в горах. От ворот тянулась пристройка с гостевыми комнатами, существовавшими с давнишних времен для богатых паломников. Сохранились даже каменные кольца, чтобы привязывать лошадей, и места для корма животных напротив каждой кельи. Монастырь был действующим, а гостевые использовались по назначению — как дешевый хостел, где можно остановиться на ночь. У Аны был ключ от одного из номеров с двумя узкими кроватями, между которыми стоял маленький столик с толстым томиком Библии. После жаркого дня внутри было на удивление прохладно. Толстые стены строения и малюсенькое, закрытое ставнями окно не пропускали внутрь тепло, храня приятную прохладу.

Кобейн потянул Ану за собой на одну кровать. Он не боялся, что она исчезнет к утру, как в его квартире. Еще не следующим утром. Но ему было необходимо ее чувствовать каждое мгновение. Даже во сне.

— Кровать слишком узкая, Бэй! — попыталась сопротивляться девушка, но только словами. Она уже прикрыла от удовольствия глаза, повертелась как котенок, устраиваясь поудобнее на широкой мужской груди, и быстро заснула с улыбкой на лице. И Бэй плавился от счастья, что его объятия дарят Ане чувство защищенности, необходимое для безмятежного сна взрослого человека.

Сам он долго не мог расстаться с ускользавшим в прошлое днем. В душе плескалось так много тепла и нежности, что не осталось желания понять, почему он испытывает такие сильные чувства. Бэй слушал ровное дыхание у себя под ухом и каждой клеточкой своего тела чувствовал тепло прижавшейся к нему женщины. Необходимое ему тепло. Теперь нужно было придумать, как удержать Ану навсегда.

Утро началось еще до рассвета. Кобейн почувствовал, что теряет приятную тяжесть женского тела и вцепился в него, еще не успев окончательно проснуться.

— Раздавишь, — рассмеялась Ана, падая на него обратно. — Подъем, Тван. Нам пора покорять остров, тебе же хочется взаимной любви.

— Взаимной — только с тобой. — Голос Бэя был глухим от сна, шальных чувств и острого желания близости.

Взгляд серых глаз стал немного обвиняющим, словно то, что сказал Бэй, было под запретом. Но Кобейн не обещал быть послушным.

— У тебя, надеюсь, есть хорошая обувь? — спросила девушка, кивнув на свои ботинки.

Обуф-ф-фь, как и остроф-ф-ф — бархатом лилось среди холодных каменных стен монастыря.

Через пятнадцать минут с рюкзаком за плечами Бэй шел вслед за Аной к окружавшим долину горам, в сторону глубокого ущелья, ведущего к морю. Восходящее солнце бросало длинные тонкие тени им под ноги.

С поздней осени и до начала лета по тому пути, что выбрали два ранних путника, неслись потоки пересыхающей весной реки, за многие века прорезавшей среди острых гор узкое, извилистое русло, заваленное камнями всех размеров. В начале ущелья они были острыми, ниже к уровню моря — отшлифованными водой, как гигантская галька. Ана легко скользила между ними, безошибочно находя дорогу, и своим темпом испытывала уровень подготовки Бэя, и ему нравился ее немой вызов, сила и ловкость. Он наслаждался грацией и собранностью ее движений, ловил тихий девичий смех и часто ее саму в свои объятья, стоило Ане немного замешкаться.

Грация кошки и сила львицы. Вот на что это было похоже. На описание Зосей портрета Ари.

Когда узкое ущелье несколькими последними поворотами и завалом камней, сквозь которые шла едва заметная дорожка, вывели их в широкую часть устья, Бэй громко свистнул, выпуская в дрожащий утренний воздух вопль восторга.

Его клич подхватило эхо и понесло по кругу вдоль высоких каменных стен. Пересохшее устье, в котором воды осталось лишь на ручей, напоминало пасть смыкающего челюсти дракона. Из узкого отверстия между двумя клыками виднелось аквамариновое море с одиноким белым парусом вдалеке.

— Песчинки, мы просто мелкие песчинки! — прокричала Ана, раскидывая в стороны руки, словно крылья, и поднимая к чистому небу голову.

Кобейн хотел обнять ее, но она увернулась. И на ходу сбрасывая одежду, смешно подпрыгивая на гальке, побежала к морю. В это раннее утро пляж и огромная пересохшая пасть дракона принадлежали только им.

— Догоняй! — крикнула Ана и вдруг застыла у кромки воды. Вся вода бухты белела мелкими опасными медузами.