В погоне за Тайной

— Вот видишь, остров не только скалит мне зубы, но и ядовито плюется, — проговорил Бэй, поймав Ану в крепкие, жаркие объятия, и они стояли взмокшие, потные, голые у такой желанной прохладной воды и не могли в нее войти. — Значит, стоит повернуться к нему правильной частью тела, — предложил Кобейн, чувствуя себя мальчишкой, которому хочется шалить.

— К кому? — Не поняла Ана.

— К остроф-ф-фу. Нашими тванскими задницами. Ну же. Давай, держись за руку, стоим лицом к морю, оборачиваемся к горам и острову через одно плечо и застываем в позе Леннона и Йоко Оно. Культовая, между прочим, фотография. Из альбома — «Незаконченная музыка N1: два девственника».

Бэй и Ана постояли несколько секунд, демонстрируя голые зады горам, пока растерявшаяся Ана не пришла в себя и не спросила:

— А кто это такие?

— Ты шутишь? Девственники? Или кто такие Джон Леннон и Йоко Оно?

Ответом Бэю был почти испуганный взгляд.

— Откуда ты родом, Тайна?

Кобейн рассмеялся, но ему показалось, что девушка напряглась и поспешила отвести взгляд.

Из Са Колобры Бэй и Ана возвращались в монастырь на такси, посмеиваясь, пока водитель ругался, разъезжаясь с автобусами, спешившими вниз, к морю, чтобы выпустить на свободу визжащий от страха груз туристов. Любители красот природы еще не знали, что на пляже их ждет лишь созерцание наполненной медузами прохладной воды вместо обещанного гидами купания.

После простого обеда в кафе во дворе монастыря Ана потащила Бэя к кресту. Весь остров был полон примитивных символов. Триста шестьдесят пять ступеней к символу Голгофы, четыре места для молитвы, отмеченные работами Гауди. Страшный металлический крест, как творческое выражение ненависти то ли к прогрессу, то ли к орудию распятия божьего сына.

— Высокомерию люди учатся у богов, — проговорил Бэй, разглядывая долину у себя под ногами и крыши монастыря. — Они смотрят на людей свысока и, чтобы быть к ним поближе, верующие всех религий стараются забраться как можно выше.

— Боги бывают разные, — пожала плечом Ана. — А над головой только звезды. Теперь пойдем смотреть на черную мадонну, и я расскажу тебе ее легенду.

Бэй поднял брови,

— Как, и здесь? На этом острове? — он дурачился, стараясь смутить Тайну. Слишком забавным было выражение растерянности на ее лице, когда оказалось, что она не знает, кто такие Леннон и Оно. — Пастух или маленький ребенок, ну, может быть, старик… в общем, кто-то чистый душой и помыслами или очищенный годами страданий нашел в кустах изображение богоматери, и оно возвращалось под те же самые кусты, пока тугодумы-жители не начали строить новую часовню на месте кустов? Угадал?

Они уже спустились от креста на половину дороги. Вид у Аны был не расстроенный, а почти оскорбленный тем, что Бэй лишил ее возможности рассказать историю.

— Признайся, ты прочитал, — настаивала она.

Бэй рассмеялся, удивляясь наивной обиде во взгляде.

— Ана, это же стандартная легенда. Она повторяется во многих местах, ну разве что с мелкими изменениями деталей.

— Да? А мне казалась красивой… — тихо проговорила девушка, глядя на приближающиеся крыши монастыря и церкви. — Но мы все равно пойдем на нее посмотреть, — уверенно добавила она.

Откуда она была, его Тайна?

— Почему она черная? — шепотом спросила Ана после долгого рассматривания статуэтки в часовне.

— Ты же здесь не в первый раз? — догадался Бэй.

Девушка покачала головой.

— Мне нравится здесь бывать. Но я не люблю черных мадонн. Они внушают мне страх вместо положенного благоговения.

— Может, это просто наследство от темнокожих мавров, что хозяйничали на острове?

Ана округлила глаза и покачала головой, как учительницы в школе, получив возможность учить Кобейна прописным истинам.

— Глупый, необразованный Тван. Они чернеют от горя и слез.

— Тогда в чем вопрос, если ты сама знаешь на него ответ?

Бэй впечатал Ану в себя, шумно втянул аромат ее волос, елозя ладонями по спине красноречивым жестом защиты и обладания.

— Почему от слез и горя должны чернеть? Не синеть, не зеленеть, не становиться малиново-фиолетовыми? Черный цвет — это спокойствие. В нем удобно прятаться. Правда, в нем прячутся опасные тени.

— Тебе так часто хочется прятаться? Или ты боишься теней?

Ана отвернулась без ответа, и Кобейн продолжил, заполняя тишину:

— С точки зрения оптики белый цвет — это все цвета сразу, черный — отсутствие цвета. Может, чернеют не от горя, а от того, что оно уничтожает все чувства?

Выходя на яркий свет улицы, Бэй рассмотрел сережки Аны — три гвоздика с маленькими камушками в правом ухе и одна — золотая — в левом. В Германии на месте черного камня висела длинная серьга в виде ромба, и такая же была у Цепного пса. Воспоминание всколыхнуло волну ревности. Бэй не собирался спрашивать о спутнике Аны, но был уверен, что таинственность встречи связана именно с ним. Что у свидания на острове будет цена для оплаты. Хорошо бы не головой. Кобейн снова посмотрел на сережку с черным камушком. Разделить украшение с Тайной показалось хорошей идеей. Словно это могло связать их вместе, проложив маячок, к которому можно будет идти, если она исчезнет.