В погоне за Тайной

Резко рванув вперед, к ближайшим двоим парням, Бэй коротким ударом отбросил одного из них на стоявших дальше троих, вызвав замешательство, и заломил руку второму так сильно, что пляж оглушил визг боли.

— Поиграли, и хватит, — проговорил Кобейн, — убирайтесь или вам придется полгода вашего друга в больнице навещать.

Он не испытывал жалости, только холодную ярость, и новый крик парня под ногами стал тому подтверждением.

— Все, все, мы все поняли, — раздались недовольные, раздраженные голоса. — Отпусти его. Мы уже уходим.

Бэй качнул головой, продолжая удерживать руку парня в захвате, слушая ругательства на немецком, испанском, английском. У кого-то от боли проснулись недюжинные лингвистические способности.

— Побыстрее.

Еще пятнадцать напряженных минут — и Ана с Кобейном остались на пляже одни.

Бэй громко выдохнул, освобождая тело от напряжения, и наконец развернулся к девушке, остававшейся все это время у него за спиной. Неполная луна холодно освещала ее. Ана смотрела с улыбкой и совершенно не выглядела испуганной. Издав короткий радостный вопль, она запрыгнула на Бэя с ногами и повисла на его шее, прижимаясь всем телом.

— Совсем не испугалась?

— Я в тебя верила.

— Даже после того, как твой Цепной Пес два раза избил меня, как мальчишку?

— Кто?

— Цепной Пес, с белым хвостом и черной полосой волос.

Перемена была мгновенной. Ана сжалась в его руках, попыталась встать на ноги, но Бэй не позволил, прижимая ее к себе еще сильнее.

— Не пущу. Побудь со мной так. Я испугался, ты меня успокаиваешь.

Тайна бормотала что-то непонятное себе под нос, сначала раздраженно, потом поняв, что Бэй не ослабит руки, сдалась, расслабилась. Притихла, словно заснула.

Бэй осторожно пошел вместе со своей драгоценной ношей в руках к месту, где лежали их вещи. Когда поставил девушку на ноги, она покачнулась и стала опускаться на песок, словно не держали ноги.

— Ана? — испугался Бэй, снова подхватывая ее на руки.

— Все хорошо. Все уже хорошо. Поставь меня. Ну же!

Она действительно быстро пришла в себя. Может, все-таки сильно испугалась из-за драки, но не хотела этого показывать, и страх выходил внезапно навалившейся слабостью?

Кобейн продолжал держать девушку, пока не услышал возмущенный голос:

— Да все со мной хорошо! Бэй! Отпусти! — Ана оттолкнула его руки. — Они больше не вернутся. Как смотришь, чтобы переночевать на отвоеванном у диких племен пляже?

Положительно. Ему никуда не хотелось ехать.

Адреналин, еще гулявший по телу, обострял все чувства, а всплеск только что пережитых эмоций требовал выхода, выплеска, разрядки. Звезды и море, и сытая луна стали безмолвными свидетелями страстного танца, слушателями бесконечного количества стонов и вздохов, рычания Бэя и легкого смеха Аны. Шепота… Его. Ее… Ласкового, как крыло бабочки…

В бездонном багажнике мотоцикла нашлось несколько больших полотенец, печенье, бутылка с водой и пакет с орешками. Дергая бутылку воды, Бэй и Ана то кормили друг друга, то сражались за кусочек печенья. Еще одно прикосновение, еще один жадный поцелуй.

Неутолимый голод!

Луна уже начала спускаться к горизонту и тысячи звезд шептали острову колыбельные, когда Бэй положил Ану на себя, не в силах отпустить ее даже на короткое время, чувствуя, что совсем ошалел от этой девушки и не желает приходить в себя. Она не возражала, устроилась на его широкой груди, словно это было самое привычное место для отдыха, и быстро заснула. Безмятежно, как котенок.

12.

Утро началось еще до восхода солнца. Бэй проснулся, не почувствовав Аны рядом с собой. Вместо легкого аромата олеандра в нос ударил запах моря и водорослей, накатили звуки — шум волн, пение птиц, спешивших наполнить мир голосами до того, как он замрет под немилостивыми лучами летнего солнца, и останется только треск цикад. Ночь дрожала, уползая прочь и уступая место зарождающемуся дню.

Ана колдовала над маленьким огнем, маленькими чашечками, маленькими ступками — как алхимик, подготавливая акт вандализма над человеческим телом. И Кобейн снова подумал, что он безумен. Совершенно. Бесповоротно. Лишился разума и желания мыслить здраво, потому что даже не подумал ее остановить. Он желал, чтобы женские руки оставили на его спине метки, которые невозможно будет стереть.

Ана усадила его перед морем любоваться зрелищем, как восходящее за его спиной солнце прогоняет остатки ночи, и стала рисовать горячим острым металлом, как это делали до изобретения салонов пирсинга и татуировки.

Бэй ловил себя на том, что пьянеет от легкой боли и осознания того, кто оставляет несмываемые знаки на его коже. Что он наслаждается утром, словно это первое утро новой жизни, в которой клеймо, уже стоявшее на его сердце, становилось видимым на спине и плечах.

Будто в краску было добавлено что-то наркотическое, весь последующий день показался Кобейну слишком ярким, переполненным звуками и сильными ароматами.