В погоне за Тайной

Рубашка не могла принадлежать Цепному Псу, иначе оказалась бы слишком узка Кобейну. Тогда чья? Третьего байкера?

— Она прилагается к маленькому черному платью и каблукам, — рассмеялась Ана, уворачиваясь от жадных рук Бэя. Смеялась, а ее глаза были шальными и блестели.

Сумасшедшие. Они оба были сумасшедшими и сводили друг друга с ума.

— Чья? — Бэй поймал девушку и притянул к себе грубо, властно, почти лишая возможности двигаться.

— Успокойся, Тван, — она осторожно дотронулась пальцами до его лица. — Ты надел ее первым.

И посмотрела так, что он поверил.

«Не отпущу, — думал Бэй, следуя за Аной по коридору отеля. — Надену вечером наручники и никуда не отпущу!» — рычал он ей в спину, не произнеся ни звука.

Мысль о наручниках принесла успокоение тревоге, не покидавшей весь день. Кобейн принял решение. Сначала нужно не дать Тайне исчезнуть, а потом он придумает, как справиться с теми проблемами, которые она настойчиво скрывает.

Но он опоздал со своим решением — на день, полдня, несколько часов, и момент, которого опасался, все равно случился неожиданно.

Вот Бэй любовался Аной, вот повернулся на звук знакомого голоса, увидев недалеко от себя Давида с семьей. Гашик улыбался, не скрывая удивления от неожиданной встречи. Рядом с ним возвышалась его жена в длинном изумрудном платье. Вышли вперед поздороваться тщательно причесанные, одетые в аккуратные костюмчики дети. А сердце Кобейна полоснул ножом безотчетный страх. Удар был такой сильный и стремительный, что на секунду потемнело в глазах. Забыв о Гашиках, Бэй развернулся и не увидел рядом с собой Аны. Он искал ее среди гостей, отгоняя воспоминание о Тайне, удалявшейся под дождем Голландии, скользившей среди пестрой толпы Лондона, понимая, что на этот раз он тоже опоздал. Не было даже силуэта, исчезающего за чужими спинами.

— Неожиданная встреча, Кобейн, — раздался голос Давида.

Бэй не ответил. Он бросился в одну, потом другую сторону зала, побежал в сторону выхода. Острую боль в сердце и чугунную тяжесть в душе нужно было вынести из закрытых стен, на улицу, чтобы наполнить воздухом легкие. Кобейн метался между коридорами, выходами в сад, побежал к парковке. Надежда все больше становилась похожа на павлина в саду у Гашика, — потерявшую белизну оперенья птицу, что пытается открыть свой куцый хвост и исполнить прекрасную песню, но издает лишь хриплое карканье.

Мотоцикла на стоянке не было.

Несмотря на отступившую жару, Бэю не хватало воздуха. Даже на вершине Килиманджаро дышалось легче, чем пока он ловил такси и ехал на ферму Марии. Почему Ана исчезла именно сейчас? Увидела Гашика? Или того, кто стоял за спинами семейства Давида? Разговорчивого Адровера, что прилетал для встречи с Кобейном в Мюнхен и говорил о светловолосой девушке, давно живущей на острове? Настолько привлекательной, что ей хотелось открыть все тайны, лишь бы удержать подольше рядом с собой.

Кусочки затейливого пазла сами собой складывались в обрывки картины, оставалось только перестать строить из себя идиота. Ана и ее Цепной Пес связаны с ограблением Давида. И вряд ли это было первое и последнее преступление, и куда дальше могут завести нити подозрений и улик?

Такси увозило Бэя в черную майоркинскую ночь, и вокруг него была пустота, к которой он прислушивался и принюхивался, как опытная сыскная ищейка, пытаясь почувствовать призрачный голос интуиции, что Ана еще где-то в пределах досягаемости. Но ответом ему было молчание.

Выйдя на звук подъехавшей к дому машины, Мария поняла вопрос прежде, чем Бэй задал его по-испански, вызвав удивление, быстро сменившееся покачиванием головой.

— Исчезла? — и, получив ответ в глазах Бэя, женщина пожала плечами. — Она часто исчезает внезапно. Но всегда возвращается. Правда, не говорит, когда.

Стоило расспросить женщину обо всем, что она знает о сероглазой Тайне, но этим вечером Кобейну было слишком больно. Настолько, что он потерял возможность говорить. Стрекот цикад разрывал голову на части, и даже звон колокольцев из темноты тяжелым набатом отдавался в груди. Может, так болит душа?

Он зашел в комнату, в которой еще утром был вместе с Аной, где кровать еще хранила отпечаток и запахи их тел. Упав на смятые простыни, вдохнув аромат олеандра и свой собственный, Кобейн провалился в глубокий сон.

Как в черную пропасть.

13.

Когда Бэй очнулся, за окном началось утро следующего дня. Только сейчас он заметил на столике рядом с кроватью маленький бархатный мешочек. Сердце забилось в горле, пока он сел на кровати, неловко потянулся к мешочку, едва не уронив его на пол, доставая его содержимое. Увидев оставленный для него подарок, Бэй удивился. Он ошибся в предположении, какой камень окажется внутри. На его ладони лежала подвеска с красным рубином.

Когда Ана оставила ее? Осторожно вернулась в комнату, пока он спал? Или еще прошлым утром, перед тем, как увезти Бэя на встречу с высотой? Если утром, то исчезновение не было случайным. Но планы в Пальме звучали искренне, в них пряталось отчаяние и желание обмануться, но не как у того, кто врет, а как у того, кто теряет надежду.