Городок Аре на склоне невысокой шведкой горы лениво смотрел окнами светлых домиков с широкими крышами на замерзшее озеро и лес за ним. Суета, свойственная местам зимнего туризма присутствовала, но была какая-то более размеренная и ненавязчивая. Кобейн катался на пузатых склонах Аре с одной из своих девушек в последний год перед Университетом. Девушка была иммигранткой из Ирана, черноокой, черноволосой, с большими чувственными губами — похоже, Бэя всегда привлекали чувственные губы — и совершенно не умела кататься на лыжах. Пологие склоны Аре посоветовал Кайт, изучивший их во времена своего детства — у его матери были родственники в Швеции. В памяти Бэя остались гонки по замерзшему озеру на снегомобилях, замерзший водопад, езда на собачьих упряжках и толстогубые лоси. Их огромные круглые глаза с длинными коровьими ресницами смотрели на него настороженно и любопытно. Огромные звери могли показаться милыми, если бы не их запах, преследовавший Кобейна долгие дни. Что сыграло злую шутку с его воображением — толстые губы или запах, Бэй уже не помнил, но после возвращения из Аре он расстался с научившейся сносно кататься на лыжах подружкой. Она стала напоминать ему неправильного темношерстного лося. И некоторое время после этого у девушек Бэя даже были обычные или тонкие губы.
Значит, пока он задыхался от лосиного запаха, Ана могла находиться совсем близко?
Ходить по тем же улицам, кататься на тех же склонах?
Последующие дни Кобейна разделились на перемещения между гостевым домиком, библиотекой Гашика, в которой стоял компьютер, и кабинетом хозяина рядом с пещерой сокровищ, где хорошо думалось в строгой обстановке, напоминающей английский дом, а не средиземноморскую финку. С разрешения хозяина Бэй сидел иногда даже в самой пещере, когда хотелось освободиться от мыслей. Комната была настолько переполнена энергетикой далеких углов мира, что в ней легко было оставлять тревоги.
Все это время хозяин многогектарного поместья продолжал разыгрывать из себя крестьянина. Нарядившись в неброскую одежду и водрузив на лысеющую голову широкополую соломенную шляпу, он рассекал по своим владениям на тракторе.
— Я все-таки потомок Моисея, а значит, жаркий климат у меня в крови. И тяга к сельскому хозяйству, доставшаяся от советского прошлого, но на средиземноморский лад. Собирать урожай миндальных орехов намного приятнее, чем картошки, — объяснял Давид свои предпочтения за редкими совместными чаепитиями.
В остальное время Бэй старался оставаться в одиночестве, умело избегая компании. К счастью это было нетрудно, семейство Гашика никогда не отличалось навязчивостью. Их жизнь текла своим чередом, словно не было загостившегося частного детектива. Даже сам Давид не приставал с расспросами и терпеливо ждал, когда Кобейн начнет разговор, только сообщил через пару дней после того, как Бэй встал на ноги и начал передвигаться между строениями, что к концу месяца будет вынужден уехать.
Описать свое состояние Бэй не смог бы, даже если бы от него кто-то потребовал это сделать. Ему казалось, что он очнулся от одного больного бреда, чтобы оказаться в другом. С нормальными красками и привычными декорациями, но тем не менее сильно отличавшимся от душевного здоровья. Из чувств осталась только тупая боль в груди и ноющее ощущение черного бездонного колодца, в который он проваливался, теряя эмоции. Рабочие привычки заставляли открывать компьютер, включать поисковые программы, читать письма и делать звонки, но стоило прикрыть глаза, как запускалось бесконечное кино с яркими картинами недавнего прошлого, и во всех была Тайна, аромат олеандра и — в виде декорации — остров, на котором он окончательно потерял себя.
Чтобы успокоить родных, Кобейн отослал несколько сообщений, объясняя свое отсутствие работой, и поменял карту. В его мыслях было место только для одного дела.
Наконец, пригодились списки имен, которые он составлял уже больше года. Бэй примерял множественные комбинации из тех, что повторялись. Неограниченная человеческая фантазия не так свободна, как кажется, и, потеряв ограничения, стремится к повторениям. Поэтому он и сравнивал имена с аукционов, продаж драгоценных изделий, неформальных спортивных соревнований, списки из детских домов недалеко от Аре. Вычислял, где с большой долей вероятности появлялись сероглазая Тайна и Цепной Пес. Выяснил, что под именем Аны Сокол на Майорку приехала совсем другая девушка, Татия Корвел, которая недолгое время находилась в том же приюте, что и Ана. Сама Сокол давно вышла замуж, жила в Аре и работала парикмахером. Как все творцы причесок и стрижек, она оказалась разговорчивой и сносно владела английским. От настоящей Аны Бэй узнал о приступах паники и навязчивых видениях Татии и выяснил, что из детского дома сероглазая Татия попала в лечебницу для душевнобольных с широким набором диагнозов — клептомания, раздвоение личности и синдром Бонетта, который означал, что у больного было много видений, часто сказочно-красочных, иногда правдоподобных, которые для пациента становились реальностью.