В погоне за жизнью. История врача, опередившего смерть и спасшего себя и других от неизлечимой болезни

Чтобы найти причину симптомов и источник болей, хирурги обсуждали вскрытие брюшной полости, однако анализы крови не позволяли провести операцию без риска. К счастью, после переломов на футбольном поле мой болевой порог стал выше, и во время некоторых приступов я мог дышать. Мышечная масса, набранная за годы высокоинтенсивных тренировок, теперь являлась источником жизненно важного белка и помогала мне выжить, пока иммунная система разрушала организм.

После того как отец примчался со мной в приемный покой и я на сутки отключился, последовал целый вихрь действий, но результатов не было. Болезнь свирепствовала. Бесчисленные обследования – биопсия костного мозга, позитронно-эмиссионная томография, МРТ, почечная артериография, трансъюгулярная биопсия печени – не помогли определить, что же меня убивает.

Глава шестая

Я был прикован к постели в течение многих недель.

Все это время меня, как правило, окружала темнота.

Благодаря лекарствам левый глаз снова стал видеть, однако из-за повышенной чувствительности я плохо переносил яркий свет, так что обычно его не включали. Меня постоянно преследовала тошнота. В первые несколько недель я не мог проглотить даже маленький кусочек – меня рвало. Периодически я терял сознание. Мозг находился под ударом: моменты просветления сменялись полной остановкой умственной деятельности. Будто запертый в клетке между сознательным и бессознательным состоянием, я иногда минутами не мог ответить «да» или «нет» на простой вопрос.

Очевидно, я страдал от чего-то загадочного, но при этом начал замечать, что имелись и другие причины, из-за которых диагноз ускользал. В моменты прояснения сознания, когда врачи были в палате, эта ситуация, словно озаренная вспышкой, представала передо мной и вызывала тревогу. Нефрологи и ревматологи полагали, что это лимфома. Онкологи считали, что это инфекционное заболевание. Специалисты по инфекционным заболеваниям думали, что проблема ревматологическая, а реанимационная бригада вообще не знала, что это такое.

Пока друзья по медицинской школе рылись в учебниках и медицинских журналах, пытаясь найти ответы, доктора повторяли как припев: «Ничего неизвестно».

К счастью, мои родные точно понимали, что мне нужно. Папа и сестры (Джина была уже на третьем месяце беременности) находились рядом со мной даже в нарушение инструкций: врачи подозревали, что источником моих несчастий является какой-то опасный экзотический вирус, и потому запрещали посещения. Я уверен, что их присутствие и поддержка спасли мне жизнь. Необъяснимая атака застала меня врасплох, и в первые дни и недели я иногда был готов сдаться. Это слово – сдаться – сложно объяснить здоровому человеку, и даже я сам теперь отчасти уже не чувствую, что в тот момент означало для меня «сдаться смерти». Однако я помню, что приближался к этому. Смерть, казалось, сулила покой, конец моим страданиям и манила меня, когда каждый вдох отдавал болью. Чем глубже я старался вдохнуть, тем сильнее меня пронизывала режущая боль, поэтому я стал дышать медленнее и меньше отслеживал дыхание. Я вспоминал, как Джордж, мой пациент, был готов сдаться, пока не наладил связь с дочерью. И именно моя семья – с той особой чуткостью, которая присуща только родным, – поняла, что я скольжу вниз, и сумела вернуть меня к жизни, побуждая держаться. Я помню их слова: «Просто дыши». Этого оказалось достаточно. Я вышел из состояния транса и снова начал бороться за каждый вдох.

Семья действовала и за пределами палаты. Джина нашла выходы на лаборатории и расспросила врачей о вероятных диагнозах, а по вечерам часами обсуждала мои анализы с Роном и Грантом. Они пытались понять, чем же я все-таки болею и какие еще тесты нужно провести. Я был рад, что кто-то занялся сбором всей имеющейся информации, и, мне кажется, эта деятельность помогала Джине пережить ситуацию.

Лиза сосредоточила свою энергию на моих чувствах и делала все возможное, чтобы удержать на плаву AMF. Дабы сохранить присутствие духа и помочь мне, она отстранилась от медицинских вопросов. Я понимал ее подход. Когнитивная перегрузка – реальная вещь, особенно в такой сверхактивной среде, как больница.