Это не было тщеславием. Я просто хотел, чтобы в день нашей свадьбы Кейтлин увидела перед собой Дэйва. Она и так самоотверженно долго оставалась вместе с Дэвидом Файгенбаумом – пациентом. Моя лысина постоянно напоминала об этом – о том, через что я прошел, о том, что по-прежнему тлеет где-то внутри меня. А я желал дать ей Дэйва. Того Дэйва, в которого она когда-то влюбилась (пусть и гораздо менее мускулистого, чем раньше), того, с которым, я надеялся, ей предстоит прожить долгую жизнь.
Дэйва, у которого – так уж получилось – просто очень, очень короткие волосы.
Конечно, рост волос – это не медицинские исследования, и взять все в свои руки, как я обычно делал и проповедовал, тут не получится. В этом единственном случае все-таки придется дожидаться подарка от Санта-Клауса – сидеть, терпеть и надеяться. Иногда бывает, что и такой подход работает.
За считаные дни до свадьбы волосы и правда начали отрастать. В день бракосочетания шаферы собрались в моем гостиничном номере, чтобы подготовиться. Грант брился рядом со мной и предложил немного подровнять мне волосы на затылке. Я отказался – важен был каждый волосок. Эта нежная растительность выглядела
Двадцать четвертое мая стало поистине счастливейшим днем. Нашу радость от долгожданного события усиливали воспоминания о временах, когда это казалось почти невероятным. Нам чудилось, будто мы все вместе вошли в ту самую единственную дверь в конце длинного коридора, за которой нас ждало счастье. В тот день я не мог перестать улыбаться. Я женился на девушке моей мечты – той, которая недавно обкладывала меня льдом, словно кижуча в супермаркете. Теперь она говорила «в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас», и мне не надо было гадать, действительно ли она так думает. Я знал: она будет рядом. «В болезни» она меня не бросила, поэтому, думаю, и «в здравии» я мог на нее рассчитывать.
Лежа в полубессознательном состоянии в отделении интенсивной терапии и слушая писк аппаратов, я мечтал жениться на Кейтлин – даже если это окажется последним, что я сделаю перед смертью. Но когда этот день наконец настал, я уже не чувствовал того отчаяния; я ощущал, что мы вступаем в жизнь, которую давно хотели начать, и нам еще много предстоит сделать вместе.
Наша свадьба прошла
– Погодите, еще будет время.
Наверное, я уже успел отвыкнуть от того, что у меня может быть много, очень много времени на воплощение желаний. Но такому ощущению приятно учиться вновь.
Другой неловкий момент произошел по папиной вине. Церемония окончилась, начались танцы – и вдруг музыка прервалась. Я посмотрел на сцену и увидел то, чего в душе боялся: отец забрал гитару у одного из музыкантов. Большой любитель устраивать представления, на подобных мероприятиях он постоянно делал что-то в этом роде. Мы даже специально предупредили ансамбль о вероятности такого поворота событий, и они меня заверили, что за двадцать пять лет еще ни одному гостю не позволили сыграть и папу тоже не подпустят. Понятия не имею, что он им сказал (и какие чаевые подсунул), но он стоял с гитарой в руках и сиял от удовольствия.
Я знал, что сейчас начнется. Мой папа – не самый сентиментальный человек, и серенад он петь не собирался. Чувство юмора у него, мягко говоря, специфическое. Ситуацию спас лишь его сочный карибский говор – никто из гостей, за исключением двадцати четырех тринидадцев, не разобрал, о чем он нам спел. Я был готов броситься вырывать вилки из розеток, но сдержался. Мы праздновали в зале, который находился всего в полутора километрах езды от отделения интенсивной терапии филадельфийской больницы. Когда я впервые заболел, мы жили там вместе. Я помнил, как он не отходил от меня, как надоедал докторам, вел записи, просил оказать услугу за услугу… Потом рецидив следовал за рецидивом, но он никогда меня не бросал. Он заслужил этот миг. Не я один прошел через это пекло – моя семья тоже. Теперь я женился; пусть и у него будет минута славы в свете прожекторов. Как по заказу, он использовал этот момент, чтобы исполнить песню о «парне с большим бамбуком» и о паре, проводящей медовый месяц, которая ссорится по поводу того, кому быть «сверху» (чемодана, который они пытаются закрыть). Гости смеялись – по крайней мере, моя тринидадская родня.