Неудивительно, что этот культ, столь близкий воинскому духу римских легионов, быстро привлек к себе симпатии императоров и стал вскоре завоевывать себе положение полуофициальной религии. Император Коммод (180–192), сын Марка Аврелия, открыто принял посвящение в таинства Митры; к тому времени митраизм уже настолько глубоко проник во всеобщее религиозное миросозерцание, что мог считаться настоящей эзотерической религией эллино-римского мира. Таинства этой религии по-прежнему охранялись от профанов, но число «посвященных» все возрастало, а внешние обряды культа Непобедимого бога привлекали симпатии широких масс, еще не подпавших под обаяние христианского учения. Христианство являлось новой религией, принятие его знаменовало разрыв с дорогими традициями, со всем прежним мировоззрением. В расширенный же митраизм римского мира укладывалась не только вся мистика язычества в ее лучших и глубочайших проявлениях, но и все старые традиции, все местные верования и даже суеверия; митраизм ничего не разрушал, и лишь объединял все в стройном синтезе, над которым парил образ Высшего Непобедимого Бога, видимым отблеском или изображением которого было Солнце. Во II и III вв. нашей эры то язычество, против которого христианство вело наступательную борьбу, было, в сущности, одним лишь митраизмом, безгранично расширенным и уже почти осуществившим мечту о мировой религии. В III-м веке нашей эры, перед окончательной победой христианства, этот расширенный митраизм был уже почти официально признанной государственной религией Рима, и римские императоры призывали имя Непобедимого Бога, бога воинств, хранителя римской державы, как некогда призывали его цари древней великой Персии. Во многих святилищах Митры найдены следы приношений и особых молитв за императоров[37]
. В Риме было уже много храмов и святилищ Митры, когда император Аврелиан в 270 г. воздвиг во имя Sol invictus лучший в Риме храм. В 307 г. Диоклетиан и его соправители, Галерий и Лициний, соорудили на Дунае (в Карнунте) святилище в честь Митры, «создателя их державы»; следы этого «mithraeum»'а сохранились доныне на Дунае и служат ярким свидетельством обаяния культа Митры еще накануне полного торжества христианства. Когда же затем победный разлив христианства был приостановлен при императоре Юлиане, то этот последний момент возрождения язычества был, в сущности, попыткой вернуть первенствующее значение смешанному, синкретическому культу на основе митраизма, в таинства которого сам Юлиан был посвящен.Мы далеко забежали вперед, желая выяснить громадную роль и значение митраизма в истории религиозных исканий древнего мира. В чем же заключалась главная суть учения, явившегося первой и столь близкой к осуществлению попыткой мировой религии?
Как мы уже сказали, культ Митры был символическим выражением идеи о Непознаваемом Неизъяснимом Божестве, единственным доступным для мышления проявлением которого является акт творчества: более высоких атрибутов Божества мировое сознание вместить не может. Символом этого Творческого начала, этого сочетания божественной Воли и Силы, проявляющихся в мироздании, был Митра, представляемый то в образе Солнца, оживотворяющего вселенную, то в изображении могучего обожествленного юноши, закалающего быка: в последнем образе отражалась идея о животворном и одухотворяющем значении пролитой крови.