В поисках Божества

Неизменной деталью митраических изображений является змей, обвившийся у ног Митры или пьющий кровь, которая изливается из смертельной раны быка. С ним мы возвращаемся к кругу отмеченных уже нами основных символов греко-восточной мистики. Иногда змей пьет из чаши, изображенной у ног или на груди Митры: это — сочетание символа змея с вечным символом Чаши. Иногда змей кусает собственный хвост, согласно старому образу, весьма распространенному на древнем Востоке как символ замыкающегося круга вечности (δρακων ουροβορος). В этом же смысле персидское Божество времени (Зерван, в эллиноримском мире слившийся с Кроносом-Сатурном), также игравшее большую роль в митраизме, изображалось обвитым змеею. Иногда между изгибами змеи помещались изображения знаков Зодиака, или просто звезды: этим выражалось сочетание идеи вечности с понятием о времени. Следует заметить, что Зерван — олицетворение времени — всегда оставался в области чистой идеи и был совершенно чужд антропоморфизму, свойственному культам Кроноса и Сатурна. Сближение его с последними было произвольным измышлением позднейшей эпохи: на самом деле имя «Зерван» переводилось в эллино-римском мире названиями «Аиоѵ», «Saeculum», сохранявшими за ним понятие вечности как метафизической идеи. Даже в изображении его избегали антропоморфизма: Зерван изображался с львиной головой на человеческом торсе, обвитом змеею. Быть может, голова льва здесь указывала на всепожирающую силу Времени[41]. Но основной смысл этого образа заключался в том, что, согласно весьма древней и не вполне ясной символике, лев изображал принцип огня. Поэтому изображения Зервана имели сложное аллегорическое значение, на* котором стоит остановиться. В одном смысле змея, обвившаяся вокруг торса, на котором были изображены знаки Зодиака или семь планет, связывала идею Времени или Вечности с идеей мироздания, а также с астрологическими созерцаниями, имевшими большое значение в религии древней Персии. В этой религии научные данные о семи планетах, видимых в нашем мире, служили обычными символами космических сил, управляющих вселенною. При митраическом посвящении показывалась таинственная лестница с семью дверьми, заканчивавшаяся восьмой дверью; эти двери изображали планеты[42] (восьмая из них — Солнце), а металлы, из которых они были сделаны, напоминали о соответствии между земными металлами и планетами: последние, согласно древневосточным представлениям, оказывали воздействие на первых и вообще находились с ними в таинственной связи, причем золото соответствовало Солнцу, серебро Луне и т. д. Все эти понятия и связанная с ними символика представляют большой интерес и проливают свет на некоторые странные формулы позднейших алхимиков, однако рассмотрение их завлекло бы нас слишком далеко.

Но, как указано выше, таинственные изображения Зервана имели и другое значение. Если знаки Зодиака и планет напоминали о космических законах, гармонично управляющих вселенною, то образ змеи в сочетании с львиной головою символизировал первобытную борьбу стихий. Мы уже не раз отмечали, что, согласно очень древней, невыясненной для нас символике, змей был образом воды, или влажного принципа. Лев же являлся символом огня; мы не знаем, на чем была основана эта символика, но должны признать ее как удостоверенный факт. Сочетание же этих двух символов в изображении Времени указывало на первобытное смешение двух основных принципов — огня и воды, — смешения, с которого началась медленная эволюция мироздания. Огонь и вода — брат и сестра, по мысли древних персов, и оттого в этой религии огня и солнца символике воды было отведено значительное место; недаром в ее глубочайших таинствах перед посвященным ставили чашу с водою. Святилища Митры всегда устраивались у источника или ключа воды, и этот обычай объяснялся не одной лишь потребностью иметь воду под рукой для разных надобностей богослужения, но имел глубокое ритуальное значение[43].

В этом же сочетании идей огня и воды — вечно противоположных и все же неразрывано связанных начал — заключен смысл общеизвестного скульптурного мотива, изображающего львиную голову, извергающую воду из пасти. Этот орнамент, широко распространенный в эллиноримском мире и доныне украшающий в Европе всевозможные фонтаны и городские площади, является повсюду безмолвным свидетелем громадного, хотя и не всегда сознаваемого нами влияния митраизма и его символики на всю европейскую культуру.