В поисках человечности (СИ)

На следующий день Маргаретта пришла готовить деву к таинству Становления. Мать причесала и аккуратно уложила длинные волосы Катерины. Достав из заморской коробочки какой-то порошок, слегка припудрила дочери лицо, выравнивая и увлажняя кожу. Натёрла приятно пахнущим бальзамом всё тело, отчищая его от лишних волосков и затирая все пятнышки и выступы. Подстригла и начистила ногти, вымочив кисти в винном экстракте. Почистила зубы и уши. Девушка чувствовала себя взволновано, растерянно, словно молодая кобылка, которую вели на продажу. Теряясь в своих мыслях, она пыталась вспомнить, что ей говорить будущему Сиру, как кланяться и куда идти. И хотя весь сценарий был тщательно выучен и подготовлен, когда явился Густав всё пошло не так, как ожидалось.

Вильгельм снова критично осмотрел жену, фыркая от запаха и подшучивая над цветом кожи. Густав не слушал Отпрыска.

— Хороша, — повторял Густав, вызывая её скромную улыбку.

Девушку уложили на холодный каменный пол в семейном склепе, Густав сам сделал ей маленький надрез на кисти и опустил руку в чан. Она чувствовала, как холодеют ноги, пронизанные ледяным огнём могилы, и как её тепло вместе с кровью покидает тело. Было страшно. Да, мать объясняла ей, что сначала она умрёт, чтобы вновь возродиться, но теперь, когда всё происходило наяву, девушке хотелось убежать. Она несколько раз порывалась встать, чтобы всё остановить, но Вильгельм довольно грубо укладывал её назад, ругая и обзывая. Вскоре её тело ослабло, и она стала плакать, поняв, что более не в силах сопротивляться. Ей было безумно холодно, голова кружилась, и снова начало подташнивать, как после первой ночи проведённой с мужем. А потом всё прошло. Холод всё так же сковывал тело, но теперь это был холод сна. Девушка засыпала, понимая, что это её последний сон. Когда кровь перестала течь из раны, Густав подошёл к ней, погладил по голове и, успокаивая, приказал засыпать. Потом указал на неё Вильгельму, и тот, опустившись рядом с её телом, вонзил свои страшные зубы около пореза и стал допивать её жизнь. Уже теряя сознание, Катерина увидела его презрительный взгляд и отвращение. А потом девушка погрузилась во тьму.

Шёнеберг, поместье Кормфилд,

1507 год

Катерина падала. Чувствуя, как ветер свистит у неё в ушах, и она быстро летит вниз. Вокруг неё с бешеной скоростью мелькали какие-то образы, знакомые и не очень. Это длилось недолго, но показалось, что вся жизнь в самых ярких и приятных тонах пронеслась перед ней, забыв напомнить про её одиночество. Образы слились в весёлую картину бесконечного смеха, сумасшедшей беготни, танцев, песен и тонкого ромашкового венка, который незнакомый мальчишка одел ей на голову, нежно поцеловав в ледяные губы. Но падение закончилось, когда она с грохотом ударилась об землю, опустившись в своё мёртвое тело. Девушка знала, что тело мертво, потому что каждая холодная вена и остывшая жила отзывались беззвучной болью в её душе. Катерине хотелось кричать, но горло было мертво, и из него не доносилось ни звука. Она пыталась пошевелиться, просто открыть глаза, но мышцы окоченели и не слушались. Что-то тёплое, сладкое, яркое, как сама жизнь, проникало в её рот, восстанавливая тело. И голод. Голод побуждался в ней всё сильнее, оживляя быстрее, чем волшебная влага.

Первым, кого она увидела, был Вильгельм. Муж стоял над ней с чаном в руках, медленно вливая её собственную кровь в её приоткрытый рот. Она чувствовала, как жизнь наполняет тело вместе с кровью, что проникала в неё. Но голод – он не проходил. Серый склеп был освещён единственной свечой, что держала её мать – незнакомая, чужая женщина. В её венах, таких тонких и ломких она чувствовала кровь. Чувствовала движение каждой клеточки под тяжёлым платьем смертной. Эта кровь манила. Её же кровь... была... такая, как говорил Вильгельм – отвратительная. Катерина сделала ещё глоток и оттолкнула супруга. Собственная рука показалась ей чужой, двигаясь, словно сама по себе, хотя ей и хотелось этих движений. Новорождённая вампирша попыталась встать и чужое тело повиновалось. Девушка почувствовала, как ледяные окаменевшие сосуды наполняются её бывшей кровью и ей стало плохо. С трудом сдерживая рвотные порывы, Катерина попыталась нащупать опору. Её... нет, чужие пальцы, они наткнулись на что-то твёрдое – Вильгельм протянул ей руку.

— Я приготовил тебе твою первую еду, — его голос, такой неожиданно мягкий и спокойный, показался ей странным и незнакомым. — Ты ведь голодна?

Вампирша молча кивнула и, продолжая держать его, пошла следом. Маргаретта двигалась за ними, освещая путь. На её лице не было никаких эмоций. Женщина ни секунды не переживала за дочь, которую отвергла ради Густава девятнадцать лет назад. Они зашли в соседнюю комнату склепа, где на полу, сжавшись, сидела нагая девица. У простолюдинки были длинные тёмные волосы, грубые широкие ладони и длинная белая шея, которую тёмными полосами изрезали вены, полные тёплой, манящей жизни.