В поисках человечности (СИ)

[5] Пурпуэн — короткая мужская куртка с узкими рукавами или без рукавов, пурпуэн нового фасона шили из шёлка или бархата отделывали вышивкой, украшали разрезами, которые скреплялись пряжками шнурками, пуговицами

====== Глава 1. Добро пожаловать в Берлин. Часть 04. Верный пес /POV ======

Беты (редакторы): Parenek

Soundtrack: Muse – Endlessly

(Моабит, июль 1508 года) POV:Записи Бэнджамина Груневальда

Середина лета. Через месяц мне должно исполниться двадцать, а я чувствую себя так, словно мне пятьдесят. Лишённый дома, любви и понимания, я терял волю к жизни. Детские чувства и страхи водрузили на меня ответственность за смерть моей матери, за моего раздавленного горем отца и осиротевшего младшего брата. Я так же винил себя в том, что потерял Катерину и наш дом. И вина сделала меня равнодушным и чёрствым.

Прошло пять лет, как нас выставили из нашего старого имения, где умерла моя мать. Отец до сих пор косо смотрит на меня, когда разговор заходит о Кормфилдах. Скорее всего, он простил меня, но никогда не стал бы говорить об этом вслух. Мы переехали в имение Вильмерсдорф[1], отцу легко удалось найти новую работу на конюшне небогатого, но разбирающегося в лошадях господина. И хотя платил новый хозяин намного меньше, на жизнь хватало. Я ответственно перенимал дело семьи, изо всех сил стараясь забыть старый дом, и девушку, прекрасную Катерину, любовь к которой стала для меня наваждением и глубоким разочарованием.

Так и не женился.

Встречался иногда с сельскими девицами. Но проводя с ними вечера и ночи, я чувствовал лишь сожаление. Никто не мог заставить моё сердце трепетать, как это было в детстве. Моя детская любовь стала несбыточным соблазном, моё воображение рисовало невероятные картинки возможного счастья, и мне было комфортно в этом придуманном мире. Всё остальное же, вызывало лишь раздражение, и вскоре я понял, что детская любовь к Катерине и чувства из-за её потери переросли в равнодушное презрение к женщинам.

В шестом году меня пригласили поработать грумом[2] на конюшне у очень богатого графа, проживавшего в Моабите[3].

Раз в месяц я отправлялся сопровождать его лошадей на охоту в Тиргартен[4]. Мне посчастливилось привлечь внимание господина, и граф позволял мне встречаться с людьми из высшего общества, которые не брезговали говорить со мной, когда дело касалось чистоты пород. Не буду скрывать, с возрастом я стал достаточно красив и пригож, и богатые чопорные дамы заманивали меня развлечь их в отсутствии мужей. Это было похоже на бег марафона – пот, соитие и никаких эмоций.

А год назад, загоняя для ночной охоты лисиц, я встретил Равенсбурга и его слуг. Так мне стало известно, что Катерина умерла, и прежние иллюзии рассеялись, вытолкнув меня на встречу с реальной жизнью.

В день похорон я был у её могилы. Меня никто не узнал, прислужки[5] рыдали, вспоминая свою госпожу. Никто не смог точно ответить, как она умерла. Поговаривали, это были неудачные роды, но мужики с ужасом рассказывали, что тело девушки было высохшим, выцветшим, как лежавшая несколько месяцев на солнце морковь. Мне не удалось её увидеть, попрощаться. Но стоя у надгробной плиты, мне казалось, что я снова слышал голос Катерины.

Больше я туда не приходил, стараясь обходить стороной места своего детства, вызывающие столь болезненные воспоминания.

Моя новая работа полностью захватила меня. Оставив отца, я перебрался в новый богатый дом, где моё положение было высоко. Увлечённый работой, я стал понемногу забывать о Катерине и тех глупых чувствах, что она во мне вызывала. Временами я даже ненавидел её. Но прошлое постепенно отошло на второй план, и я осознал, что всё это было лишь способом забыть о других неприятных вещах в моей жизни. Образ Катерины стал смутным, расплывчатым. Пока однажды ночью, когда я задержался рядом со стойлами, она не появилась передо мной воплоти.

Я был ошарашен, не зная, что делать. Кричать и звать на помощь при виде поднявшейся из могилы, или просто сказать ей «прощай» и отпустить из себя и своих воспоминаний. Она сильно изменилась: той маленькой девочки, что я помнил, больше не существовало, и передо мной стояла взрослая женщина, что была намного прекрасней и притягательней, чем серый испачканный ребёнок. В ту ночь Катерина показалась мне божественным явлением.