В поисках Человека

Но человеческая история не сводилась к длинной литании побед Рима. Его создатели сделали так, чтобы он посмотрел на все глазами врагов, глазами побежденных. Становясь по очереди галлом, бретонцем, селевкидом, парфянином, ацтеком, сонгайцем, японцем, он лицом к лицу встречал наступление неумолимых легионов, которые завоевали для Рима всю вселенную, – если только не наоборот. Он участвовал и в победе при Герговии, и в безнадежном поражении при Алезии. С обнаженным торсом и лицом, раскрашенным темной краской, смеялся, глядя как Квинтилий Вар[23]спрыгивает с лошади и бросается на собственный меч, чтобы избежать бесчестия плена. Ось его колесницы сломалась на Каталаунских полях, и в досаде он бросил свой лук на землю, проклиная богов за то, что ему придется бросить добычу. Великолепие колонн Кесарии в Иудее в последний раз тронуло его сердце, и, умирая на зеленой траве со вспоротым животом, он задавался вопросом, мог ли его единый бог желать разрушения такой красоты. Он не успел вовремя надеть противогаз в траншее на берегу[24]Оксуса, и чувствовал, как его легкие постепенно разжижаются. Он удерживал позицию на развалинах Великой Стены, вооруженный лишь одной трубой-гранатометом, и с тоской в сердце смотрел, как поднимают пыль вереницы бронемашин XIII Парного легиона[25]. Глаза ему вымораживал космический холод, а он с бесполезным ножом в руке все еще защищал последние врата святилища Алекто в Поясе.

Отон держал в своих виртуальных руках самое разнообразное оружие – копья, ятаганы, мечи, мушкеты, ручные пулеметы, телеуправляемые пусковые установки, пучковое оружие, дроны, тактические ядерные снаряды. Он выучил все это наизусть.

И он снова жил, снова умирал – тысячу раз, десять тысяч раз – на равнинах великого западного континента, на изрытом пулями асфальте европейских городов, в грязи посреди лесов Германии, в разгерметизированных коридорах на астероидах. И так, подгоняемый своими хозяевами-людьми, вплотную приблизился к единственной реальности, которая всегда одерживала верх на поле боя: разграничительной линии между другом и недругом, между живым и мертвым, между спасением и страданием, между божественным зрелищем победы и другим – куда более частым – зрелищем солдатских кишок, вывороченных ударом меча или осколком снаряда.