В поисках Человека

– Вашего плана нам не пережить. И поскольку вы нуждаетесь во мне, я возражаю против него. Не могу согласиться следовать за вами. Не в этот раз, Отон. Я бы подумала, что ваши решения объясняются единственно суеверным интересом к этому странному идолу, «последнему Человеку», о котором вы не устаете нам твердить. Но вы по-прежнему – Интеллект и Бог. Возьмите себя в руки.

Отон не ответил и пронзил свою противницу взглядом, полным необузданного гнева, будто собирался броситься на нее. Дуэль взглядов затянулась. Плавтина во время их разговора сделала несколько шагов назад в едва осознаваемой попытке отстраниться. Что бы ни сказал Отон, он не сможет переубедить Фотиду. Что до людопсицы, Плавтина начала понимать, из какой стали та выкована. Проконсул захотел себе расу воинов, ревностно привязанных к своему народу, недосягаемых для трусости и моральной посредственности. Как и Эврибиад, Фотида воплощала эту несгибаемость, делавшую ее народ верным, но не раболепным союзником.

К тому же Фотида была права. Узы по-прежнему управляли душами автоматов, как догма и священное писание, как императив, побуждающий их – Отона, Рутилия, да и ее саму – стремиться на помощь Человеку. Они превращали ошибки в очевидный факт. Это стремление, и никакое другое, позволило распространить и воплотить Гекатомбу. Их враги на это и рассчитывали. Фотида все поняла правильно. Ловушка готова была захлопнуться.

И все же в голове у Плавтины забрезжила идея – возможность, пусть и малая, невообразимая для них, с головой погруженных в конкретную задачу – управление Кораблем. Идея настолько нелепая, что Плавтина не сразу решилась ее высказать. Ей пришлось почерпнуть силы из самых глубинных источников, чтобы заговорить. Какое-то время она смотрела на Отона и Фотиду, готовых вцепиться друг другу в глотку не потому, что они были уверены в своем выборе, а потому, что их терзал страх. Это и помогло.

– Послушайте меня!

Она немного подождала. Фотида и Отон с удивлением повернулись к ней, почти нехотя, словно взрослые, которых ребенок застал в разгар ссоры.

– Аттик, Рутилий, скажите: сколько времени у нас будет, если мы решим запустить монадические модуляторы, до того, как на нас обрушится вражеское войско?

Они поколебались минуту, прежде чем ответить, и заговорили, украдкой бросая взгляды на своего хозяина в поисках его одобрения.

– Они быстро нас обнаружат, – вздохнул Аттик. – Те, что ближе всех, находятся в нескольких минутах от нас. Большинство увеличит скорость, чтобы догнать нас, некоторые попытаются совершить мгновенное перемещение, одни – за нами, другие – чтобы предупредить основную группу.

– С того момента, – продолжил Рутилий, – когда мы начнем питание модуляторов, и до того, когда Корабль станет испускать экзотическое излучение, которое можно обнаружить, пройдет какое-то время. Где-то тысяча секунд – мне кажется, это разумное предположение.

Теперь все заинтригованные смотрели на Плавтину, и она ощутила, до какой степени они отчаялись и желали, чтобы кто-нибудь нашел решение, пусть и рискованное, но с ненулевыми шансами. Такая ответственность показалась ей невыносимой. Однако, так прямо и спокойно, как только могла, Плавтина продолжила:

– Возможно, есть решение.

Несмотря на все усилия, ее голос дрожал.

* * *

Поезд начал тормозить так незаметно, что Плавтина поняла это, только когда он остановился. Раздался тихий звон, и двери вагона раздвинулись, явив темноту конечной станции.

Там не было видно ничего, кроме пустынной платформы, освещенной слабым светом из поезда. В нескольких шагах от состава взгляд терялся в такой плотной темноте, что она казалась твердой, наделенной собственной волей и засасывающей всякий несчастный заблудившийся фотон. Задрожав, Плавтина подошла к Аттику, боясь, как бы и ее не поглотила тень. Под их с деймоном ногами звенел металл, словно усиливая чувство одиночества. Но больше всего ее удивила консистенция воздуха: ледяной ветер больших равнин дул порывами, без предела и контроля: они находились посреди огромного пространства, словно под открытым небом. Плавтина позволила своему внутреннему видению, тому, что касалось всего духовного, обрести размах. Совсем не сложно в такой бедной сенсорной среде.

Постепенно мир вновь проступал из темноты. В нескольких шагах впереди металлическая лента, служившая платформой для системы магнитной левитации, резко обрывалась. Совсем рядом панель управления светилась от присутствия маленького вычислительного создания, отвечающего за передачу диагностических данных в управление дороги. Здесь не было станции, оборудованной под нужды таких созданий, как она сама или людопсы, никаких коридоров или транзитных залов, только огромный отсек, который упирался во внутренний слой обшивки, настолько далекий, что Плавтина с трудом улавливала концептуальное эхо ползающих там эргатов из техслужбы. Она сосредоточилась еще сильнее, черпая в себе силы, чтобы запустить свое сознание, как метательное копье, как можно дальше, пронзив километры пустоты.