В поисках Человека

Потом спуск над кальдерой гигантского вулкана превратился в длинную череду коротких рывков вниз и заносов вбок из-за завихрений при соприкосновении разных зон давления – так что, когда они подлетели так близко к земле, что могли бы пересчитать на ней камни, у Плавтины крутило желудок. Фемистоклу, казалось, тоже было точно не по себе, и эта злорадная мыслишка ее утешила. Наконец последний скачок, подозрительно напоминавший падение, и они приземлились в глубине грабена[16] – ледяной высохшей впадины, погруженной в вечную тень от вершины кратера.

Вот она, старая красная планета: застывшая во времени давняя битва камней. А теперь она стала местом самого ужасного преступления, когда-либо совершенного против человечества, – пронеслась мысль у Плавтины, когда она натягивала на нос кислородную маску и направлялась к выходу вслед за Отоном, оставив Фемистокла и Аристида помогать друг другу с тяжелыми герметичными комбинезонами.

Она вышла из люка и – внезапно – ступила на свою родную землю. Воспоминания вернулись с такой силой, что она пошатнулась. Холодный, почти морозный воздух, бедный кислородом и перенасыщенный тонкой едкой пылью, которую каждая буря разносила на тысячи квадратных километров, покалывал кожу и глаза. Стоял холод, почти невыносимый даже для ее усовершенствованной плоти. Небо было черным. Изрезанный край грабена закрывал горизонт, создавая впечатление, будто они находятся в странном месте sui generis, отрезанном от всего мира. Место вечного покоя, сказала себе Плавтина. Кладбище для почившей расы.

Она подскочила, вдруг поняв, что кто-то молча ждет их. Это был лишь силуэт, смутно напоминающий человеческий, ростом чуть меньше Интеллекта, и чуть больше ее самой. Силуэт неподвижно ждал, стоя в нескольких метрах и кутаясь в темный плащ, капюшон которого скрывал его лицо. Существо даже не двинулось, чтобы к ним подойти, словно оставшись безразличным к их прилету. Плавтина ускорила шаг, догоняя Отона и, как всякий раз, ощутив себя ребенком, путающимся в ногах у взрослых.

Они оба не проронили ни слова, оказавшись перед призраком. Каменное молчание впадины, казалось, только подчеркивали беспрерывное дыхание ветра и сопровождающая его фоновая музыка старой планеты – вечное еле слышное потрескивание.

Потом с изрядным шумом из Корабля выбрались два людопса и догнали их – неловкие существа в тесных скафандрах, обремененные бутылями с кислородом, и это вывело их из ступора.

– Что вы сделали с вашим Кораблем?

Голос призрака в разреженной атмосфере звучал глухо, отдаленно.

– Спрятал в одном из уголков системы, – ответил проконсул.

Из темных складок плаща появились две белые худые руки и откинули капюшон назад. Из тени возникло лицо с пергаментной кожей и губами, превратившимися в две тонкие потрескавшиеся полоски. У него почти не осталось волос, а кожу покрывали созвездия темных пятнышек. Он явился, подумала Плавтина, из царства мертвых.

Лицо старика осветилось насмешливой улыбкой:

– Я не о том спрашивал. Вы разорвали связь с Кораблем. Я это чувствую.

Отон не стал отвечать, и старик обвел взглядом троих его спутников. Потом вернулся к Плавтине, прищурил глаза и уставился на нее так, словно готовился напасть. Она подавила желание отвести взгляд и почувствовала, что краснеет, а кожа на ее лице горит, несмотря на мороз.

Медленным шагом он приблизился к ней, не переставая наблюдать. Потом протянул руку и тощим дрожащим указательным пальцем коснулся ее щеки.

– Концепт меня побери… Оно живое.

Он с угрожающим видом повернулся к Отону:

– Что это еще за штука, похожая на человека? Чего вы добиваетесь? Решили обойти Узы? Вас поэтому ищет половина флота? Зачем вы сюда прилетели, Отон, – собрались сеять анархию, с вашим-то беспредельным честолюбием?

– Ничего подобного. Это создание, – ответил проконсул, указывая на Плавтину, – не моих рук дело, хоть она и под моей защитой. Это Плавтина – или по меньшей мере странное небывалое создание, которое унаследовало ее личность и ее силы.

– Плавтина! Из Урбса долетают новости о гражданской войне и о Плавтине. Та же ли это, что…

– Да, – оборвала она, уже начиная раздражаться. – Плавтина Виния. Та самая. Обращайтесь ко мне, я умею говорить.

– Клянусь квадратным корнем из минус одного! Ах… Что же вы пытались сделать, моя милая, предавая Урбс огню и мечу?

Она поколебалась, потому что он застал ее врасплох, и в конце концов ответила:

– Выжить. И восстановить справедливость.

Старик засмеялся с жутким задыхающимся звуком, будто его легкие были заполнены какой-то вязкой жидкостью.

– Такой ответ мне нравится, пусть он меня и не удовлетворяет. Вы меня узнаете?

Видя, что она не реагирует, он добавил.

– Я Плутарх.

Плутарх! Плавтина разинула рот. Он был одним из Перворожденных, из одного помета – если можно так выразиться, – с Винием и Октавием. Старец среди автоматов, родившийся раньше всех, за исключением Ахинуса. Она не знала, что сказать. Он, впрочем, и не дал ей времени ответить, повернувшись к людопсам.

– А это еще что такое? Уж точно не автоматы.