Он подошел ближе к Фемистоклу и Аристиду, и те отступили на шаг, слегка испугавшись. Затем полемарх, явно набравшись смелости, поклонился так элегантно, как только сумел в своем комбинезоне.
– Дайте-ка подумать…
Он нехорошо посмотрел на Отона.
– А эти – ваших рук дело?
– Разумеется.
– Какую же работу вам пришлось проделать! Скажите мне, таких у вас целая раса, не правда ли?
Отон кивнул.
– Теперь я понимаю. Урбс весь гудит от слухов о секретном оружии Отона, но никто ничего о нем не знает.
Его глаза заблестели от интереса, смешанного с весельем, и он спросил:
– Стоило оно того?
– Думаю, да. Я им, если можно так сказать, оставил Корабль.
– Они смогут выжить в этой вселенной?
– Они помогут выжить мне. Разве это не важно?
– В ваших глазах – разумеется, важно, – сказал он, прежде чем снова повернуться к людопсам. – Но надо сказать, я понимаю, почему некоторые на вас разозлились. Лаций не любит перемен.
На долю секунды он, казалось, погрузился в свои мысли. Потом уголки его пересохших губ разошлись еще шире в озорной улыбке, которая не вязалась с землистым лицом.
– В любом случае похоже на то, что мир снова начинает населяться. Идемте, следуйте за мной, – добавил он, поворачиваясь к ним спиной, – снаружи холодно.
Какое-то время они брели, лавируя по пересеченной местности, пока не добрались до углубления в скале, где скрывалась массивная дверь – сейчас широко раскрытая. За ней начиналась головокружительно крутая лестница, вытесанная прямо в сером базальте древнего вулкана, освещаемая тут и там фотолюминесцентными шарами. Пройдя, наверное, тысячу ступенек, в самом ее низу они увидели огромную пустую пещеру, пронизанную множеством ходов – без сомнения, когда-то здесь был вторичный магматический очаг. Атмосфера тут была гораздо более теплой и плотной, чем снаружи, пусть Плавтина и чувствовала кожей сквозняки, бродившие по огромному помещению. Старик взглянул на людопсов и буркнул, не замедляя шага:
– С этого момента шлемы вам не нужны.
В другом конце коридора их ждало существо, как две капли воды похожее на Плутарха. Близнецы приблизились друг к другу, подали друг другу руку и слились воедино, так, что Плавтина не поняла, который из них исчез. Тот призрак, что встречал их, – иллюзия? Но ведь она почувствовала, когда он коснулся пальцем ее кожи. Она снова с любопытством посмотрела на Плутарха, и он это заметил. Пожал плечами и сказал:
– Я не ограничен одним телом. Мой дух живет во всех строениях на Олимпе. Мои корни погружены глубоко в гору, в такие места, о которых вы и не подозреваете.
– Многое изменилось с моей смерти до моего воскресения, – ответила она.
– Ход времени – умственное понятие. Когда оно идет слишком медленно, может превратиться в пытку.
Потом он добавил с ноткой юмора в голосе:
– Поэтому я с энтузиазмом принимаю любое развлечение, даже ваше присутствие. Ну же, идемте, я покажу вам свой истинный облик.
Он ухватил ее за запястье, смеясь над собственной шуткой, и повел за собой по новому лабиринту коридоров со стенами, вытесанными прямо в горе, и металлическими дверями – в другую пещеру, размером меньше предыдущей, но все равно огромную. Потолок тут был ниже, освещение – слабее. И тут царил такой неописуемый хаос, что они не сразу поняли, что у них перед глазами.
В глазах неофита это больше всего походило на свалку. Повсюду, куда хватало глаз, громоздились скопления электроники, сложенной как попало, прямо на полу или на длинных лабораторных столах. Большая часть аппаратуры казалась разобранной – открытые металлические и пластиковые оболочки с обнаженными электромеханическими внутренностями, часто соединенные с измерительными устройствами, лежащими рядом в полном беспорядке. Некоторые детали выглядели грубоватыми – простые металлические блоки с прикрепленными к ним кожухами и тактильными экранами, похожие на машины докосмической эры, связанные электропроводами с примитивными батарейками. Другие более походили на оборудование, которое могло стоять на Корабле, бороздящем эпантропическое пространство. Наконец, некоторые из них представляли собой сложные и тонкие до абсурда детали, больше напоминающие предметы искусства, чем технологические артефакты.
Из любопытства Плавтина потянулась к ним разумом. Отовсюду веяло ноэмами, вычислительными существами, безумно разнообразными, но необычными, отличающимися от маленьких примитивных интеллектов, которые населяли каждую деталь на Кораблях и в Урбсе. Здесь она ощущала лишь присутствие несовершенных, плохо сработанных созданий с механическим, будто поврежденным разумом.
Кроме того, что находился в центре зала. Если бы не хлам, она заметила бы его раньше – ведь этот разум светился как маяк. Плавтина в несколько больших шагов догнала других, прошедших, пока она рыскала по пещере, вперед, в самую глубину.