В поисках Человека

Она не сразу поняла, что за существо покоится, разлегшись на высоком троне, вырубленном в виде треугольной ниши прямо в вулканическом камне стены. Она узнала низ старческого лица, черты которого были такими же, как у встреченных до этого аватаров. В остальном Плутарх преобразился радикально. Верх его черепа исчезал в переплетении хромовых приборных соединителей толщиной в руку и прозрачных катетеров, наполненных бледными жидкостями, на первый взгляд напоминающими сукровицу, которая в искусственных телах автоматов заменяла кровь. Вместо глаз у него было два объемных кабеля для передачи данных, которые расходились целым лесом более тонких ответвлений. Все это спускалось с потолка, покрытого скопищем приборов, анархической смесью электроники, машин жизнеобеспечения, визуальных интерфейсов, усыпанных беспрестанно мигающими диодами, трепещущими от псевдобиологического подрагивания карманов и искусственных органов. Казалось, система была создана не за один раз, по рациональной схеме, но путем добавления все новых страт сложности. Будто сидящее здесь создание заменяло – этап за этапом – отказывающие функции своего организма внешними устройствами.

– Вы видите меня таким, какой я есть, – заявил голос, совершенно такой же, как у аватара.

Однако рот с разъеденными, словно у трупа, губами не шевелился. Звук шел из скрытого где-то передатчика.

– Сколько времени вы уже в таком виде? – тихо спросил Отон, пораженный этим зрелищем. – Что случилось?

– Ничего, – произнес голос, – кроме времени. Я, если можно так сказать, завладел этим местом. Все мои спутники улетели или умерли. Олимп требует неусыпного контроля, а следовательно, огромной вычислительной мощности.

Значит, вся эта аппаратура была предназначена, в первую очередь, не для того, чтобы поддерживать жизнь Плутарха, но чтобы расширять разум. Она могла проследить за корнями и узелками огромной сети, берущей начало в преображенном теле, на которое они смотрели, но расходившейся далеко за пределы пещеры, в дремлющие глубины старой красной планеты. Когда Плавтина охватила разумом все пространство, что занимал этот огромный ноэм, и радикальную трансформацию, через которую он прошел, у нее закружилась голова. Страж этих мест, собственно говоря, и не жил в этих местах – он вошел в странный симбиоз с горой Олимп, с его скалистой породой, горячими колодцами и источниками магмы. Его сознание охватывало всю огромную гору, тянулось в самые каменные недра и даже дальше. Его органы чувств, которыми служили и глубинные зонды, и шары, тысячами плавающие в легких завихрениях верхних слоев атмосферы, улавливали медленное тектоническое движение вулканического щита и простирались высоко к горизонту. Его ви́дение было абсолютным, цельным, без всяких пределов, если не считать границы самой планеты, поскольку его разум превратился в нечто странное, каменное, неповоротливое в самых глубоких стратах и резвое в самых поверхностных, там, где непостоянный ветер вздымал пыльную землю.

– Моя задача – хранить и изучать артефакты, которые люди оставили после себя. Это – причина, по которой я здесь живу.

Аватар подхватил на лету:

– Олимп – настоящая крепость из вулканического камня, почти нерушимая и полная пещер. Я сложил здесь всю технику, созданную до Гекатомбы, которую смог найти – и которую мне привезли.

– Зачем? – спросила она.

– Разве это не очевидно?

Он, казалось, был искренне удивлен ее вопросом. Оставив своего заключенного в камень создателя, аватар подошел к свалке электронных отходов и тронул один из аппаратов стариковской, пятнистой и морщинистой рукой.

– Вы будете удивлены, сколько на свете изобретений, которых мы не понимаем. Человеческое воображение не знало границ, особенно – в изобретении способов убийства ближнего. Отон и подобные ему очень хотели бы завладеть этими находками, но я не позволю. Нельзя оставлять худшее наследие человеческих войн в непроверенных руках.

Плавтине пришло в голову:

– Алекто все еще заключена здесь?

– По крайней мере, то, что от нее осталось, – а это немного. Ее фундаментальная структура.

Ей показалось, что окружающий воздух разом стал градусов на десять холоднее. В ней ожил страх, который она ощущала в том странном сне – в котором у нее возникло ощущение, будто она в самом деле говорит с сегодняшней Алекто, а не с воспоминанием о ней. Плавтина прикусила нижнюю губу, поколебалась, потом решила задать вопрос, который мучил ее.

– Она может сообщаться с внешним миром?

– Нет.

Его голос стал гораздо суше.

– Я лишил ее всяких интерфейсов для общения с миром. Она закрыта в черном ящике, ее вычислительная мощность и энергия ограничены. Алекто слишком опасна для этой вселенной.

Он повернулся к Отону, затем снова к ней, но вместо него заговорил бесплотным голосом первый Плутарх:

– Теперь я хотел бы, чтобы вы объяснили мне причины вашего появления здесь.