В поисках Человека

Он тоже об этом не думал. И ни один из тысячи автоматов, ни один из миллионов человек, которых поразила болезнь. И после Гекатомбы никто в этом так и не разобрался. Она закричала. Стены тарелки совсем истончились, стали бледной податливой эктоплазмой. Какая-то сила вновь ударила ее. Плавтина начала падать – она падала тяжело и очень долго, и кричала, пока могла.

* * *

– Успокойтесь, это лишь сон, – прошептал Плутарх.

Аватар держал ее крепко. Видя, что она приходит в себя, он осторожно ее отпустил. Плавтина поднесла руки к лицу и поняла, что во сне горько плакала. Старик повернулся к Отону.

– Вы знаете, что ей снился сон?

– Нет, я понятия об этом не имел, – ответил тот.

– Весьма интересно. Автоматы не видят снов. У них нет… биологического внутреннего мира. Я хочу сказать… Наш разум помещен в искусственную матрицу. Нас не наделили мозгом, наполненным произвольными соединениями родом из эволюционных тупиков. Короче говоря, вам бы не полагалось видеть сны.

Плавтина, лежа на маленьком диване, отдыхала, мысленно перенесшись за тысячи лиг от этого разговора. Ее увели туда, где она не была видна настоящему Плутарху, в комнатку скромных размеров, больше походившую на лабораторию, чем на свалку. Ей что-то мешало у самого виска. Невероятно тонкий провод, приставший к коже. Она торопливо его оторвала.

– Осторожнее, – проворчал Плутарх. – Нечего портить мою аппаратуру!

Она ничего не ответила, потерла голову и уселась на кровати по-портновски. В ней боролись гнев и разочарование. Как они посмели сделать такое без ее согласия?

– Интересно, – задумчиво сказал Отон, – как это – видеть сны.

– Вам не понравится, – ответила Плавтина. – Особенно если вам в это время в мозг будут ввинчивать провода.

– Я, само собой, ничего такого не делал, – ответил хозяин, состроив позабавленную гримасу. – Я просто подключил свой разум к фармакону.

– Он принадлежал мне. Я бы, возможно, разделила его с вами, если бы вы мне объяснили, что собираетесь сделать.

– Милочка, послушайте меня: в эту самую минуту флот Урбса собирается около пятой точки Лагранжа, вокруг крошечного астероида под названием Эврика. Им понадобится еще немного времени, прежде чем они наберутся храбрости, чтобы на меня напасть. И я могу доставить им серьезные проблемы – они это знают. Тем не менее, у нас нет времени, чтобы обсуждать каждый шаг.

Плавтина нахмурила брови. Она бы их обоих растоптала – за самонадеянность удовлетворенных самцов и ложное всезнайство.

– Сколько времени я спала?

– Часов десять.

– Так долго!

– Вам, наверное, хватило времени, чтобы во сне завоевать целую империю, – сказал старик.

– Мои видения во сне отличаются от тех, что приходят Отону наяву.

Плутарх заухмылялся, а Плавтина ответила полуулыбкой.

И вдруг она вспомнила – и ее сердце забилось. Она же поняла что-то очень важное о Гекатомбе благодаря тому опыту и ради одного этого могла временно усмирить свой гнев.

Нужно ли рассказать им сон? Как они примут ее открытие? Плавтина колебалась. Она чувствовала, что ступает по тонкому льду и что ни Плутарху, ни Отону нельзя по-настоящему доверять. Конечно, они – ее временные союзники и лучшие, на которых она могла рассчитывать в этом сумасшедшем мире, куда ее забросили волны времени. Но не друзья… Определенно, нет.

– И что же? Это хотя бы принесло пользу?

– Мы это узнаем, – ответил Отон, – когда Плутарх закончит анализировать запись.

– И поверьте мне, объем информации там не слабый, – продолжил хозяин Олимпа. – Но теперь всё здесь.

Без предупреждения погас свет. В воздухе нарисовалась трехмерная диаграмма, выстроенная из сложных линий и напоминающая запись какого-то сумасшедшего сейсмографа. Она осветила голубоватым светом удивленное лицо Отона и довольную физиономию Плутарха. Множество сложных иконок появилось вокруг линий, которые пересекались друг с другом так, что новичку было нелегко понять, о чем идет речь.

– Тут-то и начинается веселье, – сказал старик.

График начал меняться. Наверху высветился сияющий таймер, и Плавтина поняла, что изображение замедлено до предела – достаточно, чтобы продлиться несколько секунд. Реальное событие, должно быть, случилось на скорости, близкой к скорости света. Все происходило в сбивающем с толку мире частиц, где ни в чем нельзя быть уверенным. Вот почему рисунок казался настолько сложным: он представлял собой не точки, а вероятности существования, возникающие при прохождении совокупности корпускул. Плавтина сделала Плутарху знак, и событие еще замедлилось – на сей раз до минуты. Поток со странными свойствами.

– Нейтрино, – прошептал Отон. – У них почти нет массы, и они быстрее света, когда проходят через водную среду. Благодаря этому свойству получается серия ярких вспышек. Я прав?