Он не осмелился ей перечить, но в глубине души чувствовал, что это неправильное решение. У них ничего не получится. Корабль слишком большой и слишком древний, чтобы горстка солдат могла с ним справиться. А пока они воспользовались передышкой, чтобы уцепиться друг за друга. Вот бы и Эврибиаду ощутить хотя бы четверть той уверенности, что выказывала она. Ведь словно между строк, параллельно с этим разговором шел другой, касавшийся одного: что будет теперь с ними двумя и с чувствами, которые они испытывают друг к другу? Разве в этом смысле надежда не важнее правды или недавних размышлений Эврибиада об убийствах невинных; размышлений, что таились на дне сознания, готовые его преследовать? У каждого из них, подумал он, собственный источник страха. Он не мог, как Фотида, заглядывать так далеко в будущее. Зато он чаще вспоминал о прошлом. Может, в этом смысле они дополняли друг друга. В любом случае сейчас тепло их сплетенных тел отдаляло минуту, когда им придется столкнуться с препятствиями и необходимостью выбора.
Так, в объятиях друг друга, их и застал Рутилий, когда ворвался на смотровую палубу. Он, казалось, удивился, увидев их в такой позе, и замер в замешательстве на долю секунды. Фотида и Эврибиад вскочили, как разом расправившиеся пружины. Им стало неловко.
– Хватит отдыхать. Идите за мной, – сказал он, скривившись.
Они поспешили за ним на ближайшую станцию поездов. Когда они устроились в вагоне, рядом друг с другом и лицом к автомату, Фотида вопросительно уставилась на Рутилия. Он неохотно заговорил:
– В этом море есть люди! Люди!
Он казался встревоженным и еще более агрессивным, чем обычно.
– Как это – люди? – спросила людопсица. – Интеллекты? Автоматы?
– Нет, люди из плоти и крови. Клянусь волосами Концепта, они не человеческой расы, вернее, мне кажется невероятным, что никто не додумался заглянуть сюда после Гекатомбы, но все же…
Он неопределенно повел рукой, словно все это выходило за пределы того, что он мог объяснить.
– Вы пойдете со мной, мне нужны ваши солдаты.
Поезд бесшумно остановился на ближайшей к казарме станции и подождал несколько минут – ровно то время, что понадобилось Эврибиаду, чтобы кликнуть отряд солдат, обычную мешанину из нерешительных новичков и старых эпибатов с обветренными лицами, затянутых в боевые доспехи и вооруженных до зубов. Прежде Эврибиад еще ни разу не видел больше четырех душ в вагоне одновременно. Тридцать – это была уже настоящая толпа, по определению куда более шумная, чем трое, и, хотя вагон накрыла мертвая тишина – из-за того, как тревожно быстро все происходило, – воздух наполнился шарканьем ног, постукиванием прикладов по полу, вздохами и зевками.
Минут двадцать они поднимались по пологому склону. Снаружи смотреть было не на что, кроме сменявших друг друга отсеков, в которых находился заброшенный завод. Станки в полутьме отбрасывали пугающие угловатые тени. Время от времени они пересекали зоны, оборудованные под ангары, заваленные проржавевшими запасными деталями. Это обилие пустого пространства на Корабле приводило в замешательство.
Наконец они приехали. Эврибиад в первый раз увидел заброшенную станцию. Металлическая дорожка, по которой скользили поезда, заканчивалась здесь тупиком. Они добрались до самого края своего карманного мира. Здесь работало только аварийное освещение, а маленькие эргаты-уборщики появлялись нечасто, судя по кучам пыли, поднимавшейся под ногами людопсов, и по пятнам ржавчины, покрывавшим тут и там металл перегородок и трубопроводов. Вслед за Рутилием они прошли еще пятьсот метров по пустым коридорам, пока не оказались в полностью застекленном зале сферической формы.
– Я хотел посмотреть на это своими глазами, – сказал Рутилий.
Эврибиад и Фотида резко остановились. Солдаты, которые следовали за ними гуськом, вцепившись в оружие, едва не попадали друг на друга. Все это так сбивало с толку, что у них получилось приблизиться к стеклянной стене только маленькими шажками, в почти религиозном молчании. За стеной находилось шестеро созданий человеческого роста, то есть чуть повыше людопсов. Увидев их, Эврибиад вскрикнул в удивлении:
– Как будто белые киты с Кси Боотис!