Это о наших целях. Столь же ясно обстояло дело и с методикой. Для каждого слоя керамики мы определяли характерные черты. На большом разграфленном листе бумаги над вертикальными столбцами вписали основные характеристики изделий верхнего слоя. Поперек листа провели горизонтальные линии по числу выявленных слоев. Крестики в строке, отвечающей слою 1, обозначали присутствие в этом слое установленных характеристик. Точно так же изучали мы слой 2 и опять ставили крестики. По мере обнаружения новых разновидностей керамики появлялись и новые столбцы с надлежащей рубрикой. Поскольку мы с Тото обрабатывали каждый свой квадрат и анализировали их раздельно, одновременно заполнялись две таблицы, но на одном листе, причем оперировали мы одними и теми же характеристиками. В ходе работы добавлялись не только столбцы с новыми обозначениями, но и строки с перечнем слоев. И когда мы, дойдя до скального основания, завершили анализ предматерикового слоя, крестики в столбцах позволили нам сделать совершенно определенный вывод. Последовательность культур нарушали два явственных разрыва; добытый нами материал неопровержимо свидетельствовал о трех различных этапах обитания к югу от маленькой крепости у моря.
Горизонт, соответствующий этапу 1 (шесть верхних слоев раскопа Тото и пять верхних слоев моего раскопа), отличался великим разнообразием керамики, которую легче иллюстрировать, чем описывать словами. Тут были [1] «суповые тарелки» — посуда с широким венчиком, глазурованная (под глазурью затейливый, в основном черный орнамент, подчиненный радиальной симметрии). Во многих случаях глазурь сохранилась плохо, местами и вовсе стерлась, отчего сильно пострадали краски орнамента. Когда черепки подсыхали на солнце, цвета блекли, так что видно было лишь серо-черные разводы на тусклом белом фоне. Но иногда на осколках, положенных для осторожного промывания в воду, оживали первоначальные синие, зеленые и желтые краски.
Кроме «суповых тарелок» и встречавшихся изредка глубоких мисок из того же материала в этом горизонте был еще только один род глазурованной посуды; зато он выделялся характерным видом, и мы скоро научились узнавать его с первого взгляда. Это был тонкий серый фарфор с оливково-зеленой глазурью, нисколько не пострадавший от лежания в земле. Он выглядел так современно, что, когда двумя годами раньше мы подобрали первые осколки на поверхности холма, даже не верилось, что этой посуде от восьмисот до тысячи лет. Тем не менее это было так, ведь речь шла о китайском фарфоре, известном под названием селадон [2], а он, согласно древним арабским и китайским авторам, впервые был введен в арабский мир во времена династии Сун (900—1150).
Далее следует сосуд, который мы называли «кофейником», как только собрали достаточно черепков для его реконструкции [3]; он представлял собой нечто вроде вазы с широким туловом и двумя ручками, причем одна была полой и служила носиком. Из неглазурованной посуды только эта разновидность была раскрашена; узор всегда один и тот же: темно-красные линии и «лесенки» на бело-розовом фоне.
Инвентарь первого горизонта включал еще четыре сосуда: маленькую вазу с четырьмя крохотными ручками и очень узким основанием [4]; вазу повыше с тремя высокими ручками, составленными из двух, а то и трех брусочков [5]; пузатый горшок, в верхней части его тулова — гравированный узор: три волнистых черты между двумя рядами тройных и горизонтальных линий [6]; наконец, почти метровой высоты, но не такой уж широкий кувшин для хранения припасов, с загнутым внутрь венчиком [7].
Таким образом, первые шесть слоев характеризовались семью видами посуды; при этом «кофейник» и кувшин с загнутым внутрь венчиком были позднего происхождения и встретились нам лишь в двух верхних слоях. Конечно, нам попадались и другие черепки, но в этих случаях о форме сосуда, как правило, приходилось только гадать. Таковы черепки тонкостенной желтой посуды с тисненым узором, явно изготовленной в форме, а также черепки с нарезкой в виде треугольников под зеленой глазурью — позднее мы занесли эту посуду в разряд глубоких «мисок для пудинга» [8].
Не стану делать вид, будто этот инвентарь был для нас неожиданным. Такую же керамику я добывал из раскопов уже полтора сезона. Подобная посуда была разбросана повсюду на улицах и в помещениях моей исламской крепости, так что не оставалось никакого сомнения, что люди, строители крепости у моря, жившие в ней, готовили пищу в этих горшках и ели с этих тарелок. А значит, если мы сможем датировать крепость, получим дату и для посуды. Или наоборот.