Читаем В поисках Дильмуна полностью

Перекличка давно произведена, и из раскопов бесконечной чередой поднимаются корзины с землей, которую высыпают в тачки и везут на отвал. Рабочие уже поют (они пели с утра до вечера), и возле каждого раскопа старейший член бригады разводит костерок, чтобы были уголья для кальяна, который вскоре начнет регулярное шествие по кругу. В лагере тишина. Юнис на другом «лендровере» уехал в город покупать продукты, шестидюймовые гвозди, карандаши и щетки. Повар печет на кухне дневную порцию свежего хлеба и кекс к чаю. Его юные помощники без особого старания подметают пол в столовой. В углу двора, под натянутым брезентом, Джасим отмывает добытые накануне черепки и раскладывает их на циновках для просушки в ярких солнечных лучах. Примерно каждые четверть часа из-за разрушенного крепостного вала появляется Хасан с двумя ведрами воды на коромысле для пополнения бака возле кухни; воду поставлял родник па краю телля.

Около десяти часов — перерыв. Мелкие торговцы из окружающих деревушек быстро поняли, что наши шестьдесят рабочих — прекрасный рынок сбыта, и прилежнее всего навещал нас булочник. Ежедневно к теллю подъезжала запряженная осликом тележка с грузом пшеничных пресных лепешек, лепешек с тмином и ярко окрашенных сладостей, и все работы прекращались на полчаса, пока наши рабочие запасались хлебом, печеньем и липкими сластями. В лагерь выпить еще чашку кофе поднимались археологи, обычно с полученными в дар от рабочих ломтями толстых сладких лепешек.

В полдень наши арабы, все — правоверные мусульмане, прерывают работу для молитвы. Наиболее ревностные опускаются на колени лицом к Мекке и вершат ритуал под водительством Сульмана бин Юсуфа, статного старца, который не славится большим рвением в работе, зато он — мулла в своей деревне. После короткой молитвы они завтракали. Мы быстро усвоили, что лучше не застревать в раскопах, а поскорее подниматься в лагерь, пока длится молитва, иначе арабы, сидящие на корточках вокруг котелков с рисом и овощами, станут приглашать нас разделить с ними трапезу. Приглашение это — чистая формальность, и правила хорошего тона предписывают отклонить его, но нашего скудного запаса арабских слов еле-еле хватает на то, чтобы облечь отказ в подходящие к случаю учтивые обороты. Тем более что трапеза, приготовленная рабочими на кострах, выглядит куда заманчивее, чем еда, расставленная поваром на столе в нашей столовой. Там свежий хлеб окружен пестрым сборищем небрежно вскрытых банок с тушенкой, сардинами, моллюсками и печеночным паштетом. Редко кто прикасается к этим консервам, и нас выручают крутые яйца и местная зелень — салат, помидоры и лук из садов наших деревенских друзей. Кстати, особенно рассиживать за столом не приходится, потому что через полчаса работа возобновляется. Мы много раз пытались убедить рабочих делать часовой перерыв на ленч, но они предпочитают побыстрее управиться с едой и вечером закончить работу на полчаса раньше. Многие из них живут довольно далеко, до дома больше часа ходьбы или езды верхом на ослике. Так что в половине пятого работа прекращается и к лагерю тянется череда тружеников с инструментами и с корзинами, в которых сложены черепки.

С уходом последних — рабочих лагерь оживает. Возвращается из Барбара Юнис со своей бригадой; в столовой за чаем с печеньем и кексом исследователи городища и исследователи храма сравнивают записи и выдвигают гипотезы по поводу расположения стены или появления стерильного слоя, защищая собственные версии от града контргипотез. Являются опоздавшие, которые, проводив рабочих, задержались на раскопах, чтобы кончить зарисовку очередного разреза. Другие покидают столовую, чтобы умыться, переодеться и поспеть на один из «лендроверов», почти каждый вечер отправляющихся в город с желающими посетить базар. Здесь, в непосредственной близи от тропиков, солнце заходит рано, и надо еще многое успеть. Кому- постирать, кому — сделать записи. Добытые вчера и вымытые сегодня черепки надлежит осмотреть, рассортировать и разложить по мешочкам. Во время прилива на пляже собираются купальщики; в отлив происходит сбор устриц на рифах вдоль кромки коралловой отмели. Надо прочесть и написать письма, а из одной комнаты доносится стук пишущей машинки: некий предприимчивый автор пишет в газету к себе па родину статью «Романтика археологии на Ближнем Востоке».

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное