Читаем В поисках Дильмуна полностью

Раскопанные нами части городища у Кала’ат альБахрейна казались огромными, откуда ни смотри: будь то с верхнего края или со дна раскопа, и расчищенные здания выглядели весьма внушительно. А поднимись на вал крепости и посмотри на телль оттуда, и две выемки в холме покажутся мизерными. К юго-западу и особенно к востоку от наших раскопов простирались нетронутые откосы телля. Под ними могло скрываться что угодно. Можно ли быть уверенным, что мы копаем там, где надо? В самом ли деле «дворец Упери» — главное здание города IV ассирийского периода? Или, начни мы копать в любом другом месте, нам встретились бы не менее внушительные постройки? И где располагались дворцы крупных коммерсантов, о которых говорят урские таблички, датируемые на целое тысячелетие раньше? А промежуточный между этими двумя точками город III касситского периода все еще был представлен только мусорными ямами. Между тем жители этого города, наверное, тоже строили храмы и дворцы.

Вот когда я осознал, как сильно повезло исследователям, копавшим города Двуречья и долины Инда. В Месопотамии в каждом городе бросается в глаза зиккурат, ступенчатая башня из кирпича, обозначая место, где сосредоточены главные храмы и дворцы, а также царские погребения. В индских городах Хараппа и Мохенджо-Даро сразу же видишь цитадель, возвышающуюся над жилыми кварталами, чуть в стороне от них. Здесь же на поверхности подобных ориентиров не было.

Правда, в свое время нас осенило, что сама португальская крепость могла быть сооружена поверх древней цитадели или даже зиккурата, и Пауль Кярум два года копал глубокий шурф внутри стен крепости, рядом с лагерем. Мы обнаружили довольно аккуратное здание нашего «эллинского» периода, соответствующего городу V, вышли почти точно на ванную комнату и уборную, но ниже ничего существенного не нашли. Там были жилые слои нашего «барбарского» города, с характерным мусором, но никаких построек, если не считать невзрачные стены на самом дне. Важных зданий тут пе оказалось.

В известном смысле наши работы у Кала’ат аль-Бахрейна были наполовину завершены. Мы знали теперь, сколько всего городов сменило здесь друг друга, установили примерную датировку и основные характеристики каждого из них. Мы исследовали историю нашего объекта по вертикали вглубь. Теперь надо было изучить его историю по площади вширь — размеры, планировку, важнейшие черты облика каждого из семи городов. Огромная задача — работа для имеющего твердый статус археологического учреждения, снаряжающего ежегодные экспедиции в составе двадцати-тридцати специалистов. И ведь это было лишь частью нашей деятельности, расширявшейся с ужасающей быстротой. Чтобы довести до конца раскопки Барбарского храма, даже если мы предусмотрительно воздержимся от поисков тамошнего города, понадобится еще не один сезон работ. Помимо этого Катар год от года поставлял нам все новые и новые стоянки с кремнем, и П. В. отправился туда, чтобы подготовить систематическое исследование каменного века всего полуострова — работа на три-четыре года для трех-четырех человек. Кувейт обещал стать вровень с Бахрейном: там намечался ряд объектов, требующих самого серьезного внимания.

А теперь еще Абу-Даби. Я по-прежнему не видел для нас возможности организовать раскопки курганов Умм ан-Нара. Вместе с тем было бы жаль пренебречь единственным известным древним объектом на Оманском полуострове. Может быть, через год-другой четыре-пять человек из нашей группы вырвутся туда в выходные дни на самолете нефтяной компании и успеют раскопать какой-нибудь курганчик поменьше, прежде чем возвратиться к текущим работам на Бахрейне…

И тут в один прекрасный день к нам явились гости. Вообще-то ничего неожиданного в этом не было: наши раскопки давно стали в ряд достопримечательностей острова. Не только сами бахрейнцы толпами наведываются к нам, приезжих тоже частенько везут осмотреть древности Бахрейна, и в гостевой книге нашего лагеря накопилось изрядное количество автографов разных знаменитостей. На сей раз речь шла о двух видных деятелях, которые пожелали остаться анонимными. Пока я водил их по раскопам, они заметили, что провели несколько дней в Абу-Даби, и Тим возил их к курганам на Умм ан-Наре.

— Он говорил, что вы очень хотели бы раскопать эти холмы, — добавил один из моих гостей. — Сколько денег вам нужно на полевой сезон в тех местах?

Я быстро прикинул в уме. Допустим, три человека… Надо построить на острове барасти… Нанять машину и водителя, чтобы возить местных рабочих, подбрасывать провиант и воду… Рабочих понадобится человек десять-двенадцать… Питание, билеты на самолет, оплата багажа, страховка…

— Думаю, за один сезон мы могли бы уложиться в две тысячи фунтов, — ответил я.

На этом разговор окончился.

Но когда две недели спустя мы свернули лагерь и в конце апреля я возвратился в Орхус, на моем рабочем столе лежало письмо от наших двух знатных посетителей. В нем говорилось: если мы сможем получить разрешение шейха Шахбута копать на Умм ан-Наре, они готовы выделить нам две тысячи фунтов.

Итак, мы все-таки будем искать Макан!

Перейти на страницу:

Все книги серии По следам исчезнувших культур Востока

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное