То же самое и в семье — сначала в послушании у детей находятся родители, и это абсолютная норма: только родился ребенок, хочешь не хочешь, а ты у него в полном послушании: ты все делаешь, что он потребует: ночью проснулся, запищал — ты встаешь с кровати, бежишь, захотел поесть — надо ребенка кормить, гулять и так далее, ты в полном послушании у своего ребенка, и вот это послушание родителей ребенку должно продолжаться всегда. Вслушивание в своего ребенка. Понимание своего ребенка, желание постоянно знать, чувствовать: а что у него на сердце, что у него в голове? И тогда ребенок будет тоже послушен. Не потому, что он будет подчинен, а потому, что возникнет такое взаимопроникновение послушания любви.
Собственно говоря, в Церкви тоже такое послушание должно быть нормой, мы должны уметь друг друга внимательно слушать, мы должны друг другу служить — не потому, что так приказано, что есть циркулярные письма и разнарядки, скажем, о молодежном движении или социальном служении. А потому, что мы должны слушать, что у кого болит, что кого радует, что кому сейчас важно, — это смысл семьи как таковой, не семьи как социальной ячейки, а семьи как малой Церкви Христовой. И вот когда это послушание является семейной основой, то тогда, соответственно, и форма передачи веры ребенку будет совсем иной. Конечно же, сохранится и форма религиозного поведения — она просто займет подобающее ей определенное место, но не главное.
Вообще, с детьми не надо бороться, детям надо помогать. Вы практически повторили мою мысль. Дело в том, что у ребенка должны быть родители, которые должны учить его, что молитва — это не просто «попросил и получил», а молитвы — это прежде всего узнавание Бога. Мы привыкли относиться к молитве как-то потребительски: нам плохо — мы молимся, чтобы было хорошо; нам что-то нужно — мы молимся, что получить необходимое, а когда ничего вроде не нужно, мы думаем: «А чего молиться-то?» Почему-то в голову не приходит мысль о том, что молиться можно не потому, что ты нуждаешься в каких-то определенных вещах, а просто потому, что тебе Бога не хватает в жизни. Сложно, конечно, такой молитве научиться, это очень большой и тяжелый труд, но все-таки нужно начинать с этого труда. Молитва детская должна быть осмысленна, она должна быть очень понятна самому ребенку. Через эту молитву складываются отношения ребенка и Бога, и поэтому детских молитв как таковых мы просто не имеем, у нас просто все выстроено в нашей Церкви под взрослого, уже состоявшегося христианина. И даже наша подготовка к причащению состоит из таких молитв, которые детям просто под страхом смерти показывать нельзя, особенно шестую. Как вы себе представляете ребенка, даже подростка, который говорит: «От скверных устен, от мерзкого сердца, от нечистого языка, от души оскверненной» — и так далее? Какое это отношение имеет к ребенку? И поэтому здесь приходит понимание того, что когда человек молится, у него происходит некий опыт богообщения, он тогда начинает Бога понимать потихонечку, к Богу обращаться не только: «Ой, у меня двойка по математике! Господи, помоги мне сейчас пережить контрольную работу и написать на четверочку…» И ничего не получилось. Но и не должно получаться. Потому что эти вещи не должны быть предметом молитвы. Можно просить Бога укрепить, можно просить Бога вразумить. Но не просить у Бога хорошие оценки — их надо заработать. Оценки надо трудом получить. Иначе ребенок начинает о чем-то молиться, не получает просимого, и у него возникает внутреннее опустошение и кризис веры. Поэтому молитва — вещь крайне важная для ребенка, и она должна быть передана каким-то общесемейным опытом. Не просто потому, что родители и дети вместе читают утреннее и вечернее правило, может, это и не обязательно. Но в какие-то моменты все-таки с детьми надо молиться, чтобы они поняли, зачем это нужно, какие-то искать особые слова, чтобы ребенок понимал, что он не выпрашивает у Бога какой-то бонус, за который он сам должен отвечать.