В поисках минувших столетий

Значит, иногда историк отходит от истины просто потому, что он не знает предмета, о котором пишет. Историк нередко питается слухами, недостоверными сообщениями или даже, смущенный тем, что ему ничего не известно, сам придумывает события, которых никогда не было. Так появляются в исторических сочинениях речи, в действительности не произнесенные, реформы, никогда не проведенные, и даже сражения, никогда не происходившие.

Но что значит: придумывает?

Римские историки I века до н. э. подробно описали древнейшую историю Римской республики: они рассказали о борьбе плебеев с патрициями и даже привели речи, которые горячо произносили в защиту своих прав плебейские вожди. Но возникает вопрос: как могли узнать римские историки I века до н. э. о событиях, которые разворачивались в Риме за четыре столетия до их жизни? Говорят, что в Риме велась летопись, где каждый год отмечались самые важные события, но, во-первых, эта летопись появилась не раньше 464 года до н. а., во-вторых, в начале IV столетия до н. э. она сгорела, в-третьих, она была очень краткой и, уж во всяком случае, не включала речей, которые произносились в римских народных собраниях.

Но римские историки были по-своему честными патриотами, и они не могли допустить, что у греков, неоднократно битых римскими легионами и признавших власть римских наместников, есть славное прошлое, а у римлян — только смутные предания. И тогда историки написали книги, в которых заставили плебеев V века до н. э. произносить речи, как две капли воды похожие на те речи, которые во II и I веках до н. э. постоянно звучали на римских площадях; они наделили своих далеких предков политическими программами, в точности соответствовавшими программам II и I столетия до н. э.; они описали битвы, которые были выиграны римскими войсками в далекие времена, но описание этих сражений почему-то донельзя напоминало описание других битв, значительно более поздних.

Кристин де Пизан была французским придворным летописцем XIV—XV вв.

Так поступали не только римские историки, так поступали и летописцы средневековья. Впрочем, самое удивительное состоит в том, что они поступали так не только, когда не знали о прошлом, но и когда хорошо знали о нем. Современник Карла Великого Эйнгард провел много лет при дворе Карла, ему были доступны документы из дворцового архива. Но когда он стал писать историю Карла Великого, то образцом послужили ему «Жизнеописания двенадцати цезарей» римского историка Светония, и для характеристики Карла Эйнгард брал готовые фразы, сказанные Светонием по поводу Августа или какого-то другого римского императора. А сколько раз средневековые хронисты описывали битвы, современниками которых они были, по образцу старинных описаний и даже цифры, исчисляющие количество воинов, брали из старинных книг!

КОГДА ТЫ ЕШЬ ЗА ОДНИМ СТОЛОМ С ВЕЛЬМОЖЕЙ

Но не только простая неосведомленность или преклонение перед древними образцами заставляли историков отходить от истины.

В древности, как и ныне, писатели не жили в башнях из слоновой кости, куда не доносится шум жизни, где не видно пламя бушующих страстей. Писатели всегда были связаны со своим временем, со своим классом и защищали — подчас сами того не сознавая — те идеи и предрассудки, которые защищал их класс.

Древнеегипетский писатель поучал: «Когда ты ешь за одним столом с вельможей, не смотри ему в рот. Ешь то, что тебе дают. Говори то, что приятно ему слышать, — он воздаст тебе». Ясно, что этот писатель был защитником интересов тех, кто стоял у власти, что ему были безразличны страдания и беды простых людей Египта: ремесленников, которые до ночи сидели, скорчившись в три погибели, в своих мастерских; земледельцев, у которых поля отнимали их влиятельные соседи; бесправных рабов.

Римские историки, рассказывающие о восстании рабов под водительством Спартака, не видят в этом движении ничего, кроме бессмысленного бунта. Это понятно, потому что эти историки были рабовладельцами, они боялись спартаковского восстания и ненавидели рабов.

Средневековый хронист негодует, повествуя, как крестьяне Нормандского герцогства устраивали сборища и выносили постановления — по старым обычаям пользоваться лесными угодьями. И, наоборот, он с ликованием рассказывает, как рыцари напали на крестьян и отрубили руки и ноги крестьянским вожакам. Он радуется, сообщая, что крестьяне, «вразумленные» таким образом, поспешили вернуться к своим плугам. Средневековый хронист сам, несомненно, принадлежал к классу феодалов, и его симпатии были отнюдь не на стороне восставших крестьян.

«Когда ты ешь за одним столом с вельможей, — могли бы мы сказать этим писателям, — ты должен думать так, как думает вельможа, иначе он не станет тебя кормить».

Значит, многие отклонения древних и средневековых историков от истины объясняются тем, что эти историки принадлежали к господствующему классу, прославляли господствующий класс и с великим пренебрежением относились к простым труженикам.

Средневековый поэт за столом феодала.