В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

От рождения был он весьма слаб, мал и сух. Лечение применялось суровое: по тогдашнему обычаю тех мест, запекали ребенка в хлеб. Он не умер. Было ему около года, когда явилась на небе большая комета с хвостом о шести лучах. В народе о ней шли зловещие слухи, ждали великих бедствий. Когда младенцу на нее указали, он вымолвил первое свое слово:

– Бог! [Ходасевич 1997а: 216][95].

Первое явление Бога в жизни Державина дает Ходасевичу категорию для воплощения сюжета. Ходасевич указывает на связь между кометой и другой важнейшей фигурой его жизни – Екатериной II:

Недаром явилась на небе 1744 года та шестихвостая комета, которую указали младенцу-Державину. Сулила она не бедствия, как в народе думали, но все же события величайшей важности. В тот самый год, девятого февраля, прибыла в Москву принцесса София-Фредерика Ангальт-Цербстская. Императрица Елизавета Петровна вызвала ее в Россию и выдала замуж за своего племянника, великого князя Петра Федоровича. Принцесса стала великой княгиней Екатериной Алексеевной, женой наследника русского престола [Ходасевич 1997а: 130].

Всего за два месяца до приезда Державина в Петербург скончалась Елизавета Петровна. Петр III стал императором, а Екатерина, соответственно, императрицей. Начиная с этого момента Ходасевич подчеркивает связь между Екатериной и Державиным – царица и поэт, оказавшие важное влияние друг на друга и на ход политической истории России.

Отношение Державина к самодержавию также оказывается центральным моментом в биографии. Хотя поэта, как и большинство молодых дворян, с детства заставляли веровать в божественную природу самодержавия, Ходасевич предполагает, что к моменту написания «Читалагайских од» Державин в это уже не верил. «Насколько повлияла тут пугачевщина, решить невозможно, у нас нет прямых данных» [Ходасевич 1997а: 216], – писал он, пряча свою интерпретацию под маской «объективного историка». Ходасевич выводит взгляды поэта на монархию из его поэзии и доказывает, что Державин видел основу легитимности царского престола не в Боге, а в народе. Он показывает, как выразились эти взгляды в нескольких державинских стихотворениях, и заключает:

Это значит, во-первых, что властитель, не опирающийся на народную любовь, в сущности безвластен. Во-вторых, что он и не царь, а тиран, захватчик власти, которого можно согнать с престола, не совершая никакого святотатства. Следовательно, царя от тирана отличает не помазание, а любовь народа. Только эта любовь и есть истинное помазание. Таким образом, не только опорой, но и самым источником царской власти становится народ [Ходасевич 1997а: 217].

Интерпретация мировоззрения Державина принадлежит самому Ходасевичу: «Эта мысль не вяжется с укоренившимися представлениями о Державине. Однако ж, она не случайно, не в “поэтическом жару” высказана; Державин постоянно к ней возвращается, она отныне лежит в основе его воззрений, и без нее понять Державина невозможно» [Ходасевич 1997а: 217]. На этом фрагменте читатель, живший в Европе 1930-х годов, должен был остановиться, чтобы обдумать собственное отношение к монархии и к правившему в СССР «народному правительству». Идеи Державина в пересказе Ходасевича могли оказаться полезными для современных политических дискуссий.