В поисках «полезного прошлого». Биография как жанр в 1917–1937 годах

«Молодость», часть I (9 марта 1933)

Когда Ходасевич решил дать главе название «Молодость», он вполне мог иметь в виду собственную первую книгу стихов с аналогичным заглавием. Было нечто близкое между восемнадцатилетним Пушкиным, входившим после окончания Лицея в большой мир, и Ходасевичем, выпустившим в 1908 году книгу своей «юношеской» стихотворной продукции 1905–1907 годов. В черновике предисловия к этому сборнику стихов говорилось:

Чувствую ясно, что какая-то полоса в моей жизни кончилась. Она длилась не долго. Какие-нибудь четыре-пять лет протекли с тех пор, как мое существование стало сознательно. Но эти годы навсегда останутся в моей памяти овеянными синим светом сумеречной печали, закатной боли [Ходасевич 1996а: 496].

Ходасевич выделил период для описания пушкинской юности, ранних лет его осознанной жизни, начавшийся где-то в восемнадцать лет. Ходасевич представил Пушкина исполненным энтузиазма, погруженным в любовь и дружбу, но все же к концу второй части «Молодости» его Пушкин грустен, им овладевает душевная боль, как и страдавшим от меланхолии автором его биографии.

Ходасевич начал свою статью с описания императора Александра I. Такое сопоставление поэта и царя удачно по целому ряду причин, не последней из которых был личный интерес Ходасевича к вопросу о взаимоотношениях поэта и власти. Александр I и и его преемник Николай I сыграли важные роли в жизни Пушкина, и оба заслуживали места в его биографии. К тому же статья была посвящена 1817 году, когда Пушкин завершал курс в Лицее, а в этом учебном заведении по первоначальным планам должны были обучаться братья царя[115].

В предшествующей «главе» биографии («Литература» или «Дядюшка-литератор») Ходасевич рассказывал о родственных связях Пушкина. Молодой поэт учился литературной борьбе, наблюдая, как его «дорогой дядюшка» Василий Львович рвался в бой со своими литературными противниками – шишковистами. Но Пушкин усвоил не только литературные уроки; он нашел и место в собственной семье. Ходасевич подчеркивает, что юный Саша Пушкин чувствовал себя в изоляции:

Саша запомнил, наконец, твердо, что надо держаться подальше и от наставников, и от матери. Отцу было просто не до него. <…> Выходило, что лучшие мысли и чувства должно таить в себе, охраняя их от пошлого сочувствия и грубого любопытства. <…> с отвращением и ужасом они <родители> убедили себя в извращенной природе мальчика и, быть может, искали только удобного случая убрать его с глаз подальше (гл. «Литература») [Ходасевич 1997а: 67–68].

Такая возможность появилась с открытием Царскосельского Лицея. В расширенной версии «второй главы», опубликованной в 1937 году, Ходасевич показал, как В. Л. Пушкин соглашается взять своего племянника в Петербург, чтобы попытаться зачислить его в Лицей. Отношения дяди и племянника проясняются в строках, пропущенных в опубликованных вариантах статей: две пушкинские тетушки собрали сотню рублей племяннику «на орехи» – чтобы он мог потратить деньги вне школы. «До Петербурга он этих ста рублей не довез. Василий Львович взял их у него взаймы – да и позабыл отдать» (гл. «Дядюшка-литератор») [Ходасевич 1997а: 69][116]. Дядюшка, который должен был помочь Пушкину поступить в Лицей, а потом и войти в литературный мир, на деле только мешал ему. Ходасевич использовал этот анекдот о потраченных деньгах, чтобы указать на взаимозависимость двух поэтов. В. Л. Пушкин – человек самопоглощенный, с большим самомнением, являвшийся, по словам Ходасевича, жертвой неразделенной любви к музам литературы («Литература»), едва ли годился на роль идеального дядюшки-ментора.