Казалось бы, сочетание политики «Антанты» и «детанта» приносило свои плоды. Временное взаимопонимание с Германией по балканскому и ближневосточному вопросу позволяло британскому правительству переключить внимание на упорядочение отношений с Россией в Персии и Центральной Азии. Как убедительно показала в своей монографии американская исследовательница Дж. Сигел, накануне Первой мировой войны британское и российское руководство пришло к осознанию того, что конвенция 1907 г. исчерпала себя. В Лондоне и Петербурге, а также среди британских и российских дипломатов на местах все настойчивее раздавались призывы пересмотреть один из ключевых пунктов соглашения 1907 г. – о нейтральной зоне в Персии. Речь шла о ее окончательном разделе на русскую и британскую сферы влияния[985]. Однако конкретные детали территориального размежевания, а также желание России укрепить свои позиции в Афганистане, с одной стороны, и действия Великобритании, направленные на установление контроля над Тибетом, – с другой, препятствовали эффективному поиску компромисса. Несомненно, новый раунд в «Большой игре», призом в которой являлась гегемония в Азии, создавал ощутимое напряжение в англо-русских отношениях, но все же не вел к разрыву Антанты.
На первый взгляд, флуктуирующая блоковая политика позволила Лондону достичь того состояния равновесия международной системы, которое в общих очертаниях напоминало реалии XIX в., когда Великобритания играла роль системного лидера без видимых на то усилий и успешно отстаивала свои интересы, используя механизм «европейского концерта», но, как будет показано в следующем параграфе, своими действиями британское правительство только нагнало туман в «балканский лабиринт», тем самым приблизив трагическую развязку.
§ 4. Одержимость «Карфагеном» захлопнула «Фукидидову ловушку»? Балканское измерение Июльского кризиса 1914 г. и Великобритания
«Карфаген должен быть разрушен!» – эта фраза, позаимствованная французским послом в Вене Альфредом Дюменом у римского сенатора Катона-старшего[986], как нельзя лучше характеризует моноориентированность внешней политики Австро-Венгрии. Только в отличие от римского сенатора, ратовавшего за полное уничтожение главного геополитического соперника республики и установление безраздельного господства Рима в Средиземноморье, правящие круги Дунайской монархии преследовали куда более скромные цели: все их внешнеполитические построения сводились к расправе над малой страной Балканского полуострова – Сербией. Такая феноменальная региональная концентрация внешней политики великой державы, являвшейся неотъемлемым элементом баланса сил в Европе и важной частью существовавшей в начале XX в. «паутины» союзов, не могла не отразиться на функционировании всей предвоенной системы международных отношений, что и проиллюстрировала цепь драматических событий, запущенных роковой гибелью наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и его супруги герцогини Софии фон Гогенберг от рук члена подпольной организации «Млада Босна» Гаврилы Принципа 28 июня 1914 г. Осознавали ли сами великие державы, в том числе и Великобритания, степень и возможные последствие такой «растворенности» внешней политики Дунайской монархии в «балканском лабиринте»? И действительно ли Англия, стремясь не допустить появление еще одной мировой державы, подобно эллинскому гегемону, угодила в описанную Фукидидом ловушку, запутавшись в «балканском лабиринте»? В заключительной главе мы постараемся дать ответы на эти вопросы.
В силу набора причин исторического характера, связанных как со спецификой политического развития Юго-Восточной Европы, так и борьбой различных цивилизационных моделей за доминирование на этом пространстве, монархия Габсбургов традиционно присутствовала в северо-западной части Балканского полуострова. Западные авторы отмечали «посреднические» функции Австро-Венгрии в процессе взаимодействия балканских народов с внешним миром и прежде всего с Европой. Французский военный аналитик Ж. Нио в конце XIX в. писал о том, что Австро-Венгрия была связующим звеном между Балканами и «европейской цивилизацией»[987], а известный британский историк-славист Р.У. Сетон-Уотсон, активно поддерживавший борьбу югославян против Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны, в самом начале XX в. указывал на особую миссию многонациональной монархии Габсбургов, призванной распространить на Балканы свет европейской культуры[988].