В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг.

Вместе с тем в Англии понимали, что Болгария продолжала целенаправленно готовиться к столкновению с Турцией: в ее бюджете военные расходы занимали вторую строчку после государственного долга[397]. Причем, по мнению британских дипломатов, армия ни одного балканского государства не достигла такой эффективности, как болгарская[398]. Несомненно, сильная в военном отношении Болгария представляла опасность для Турции: перманентная напряженность на болгаро-турецкой границе являлась сдерживающим фактором для Порты и лишала ее стратегического преимущества на других направлениях.

Дестабилизация ситуации в Османской империи отвечала интересам и Лондона, и Софии на протяжении большей части 1900-х гг. (по крайней мере, до Младотурецкой революции 1908 г.). Хотя Англия признавала за княжеством центральное место в расстановке сил на Балканах, она вместе с тем традиционно решала региональные проблемы, в том числе балканские, через взаимодействие с великими державами. Британии было необходимо выстроить такую модель взаимоотношений с ведущим балканским государством, которая позволила бы ей эффективно поддерживать свое влияние в регионе. Лондон продемонстрировал гибкий подход к этой задаче.

Во-первых, Англия всячески подчеркивала свою непричастность к разработке Мюрцштегской программы реформ, а потому вся вина за пробелы, содержавшиеся в схеме, перекладывалась Форин Оффис на Вену и Петербург[399]. Это позволяло Софии ориентироваться на британскую позицию и апеллировать к поддержке Лондона. Болгарскому руководству особенно импонировало контрпредложение Лэнсдауна по созданию автономной Македонии во главе с христианским генерал-губернатором. Военно-политическая элита княжества всегда подчеркивала, что, в отличие от греческих и сербских националистов, которые стремились к аннексии европейских вилайетов Турции, болгарские революционеры сражались за автономию Македонии[400]. Такие заявления правящих кругов Болгарии кажутся вполне естественными, если учесть, что они надеялись на повторение сценария Восточной Румелии и в случае с Македонией (ведь именно содействие, оказанное княжеству Англией в 1885–1886 гг., определило его дальнейшую судьбу). Мюрцштегская программа была критически встречена ведущими болгарскими политиками и экзархом[401]. Австро-русская схема характеризовалась болгарами как неосуществимая на практике[402].

Позиция англичан по македонскому вопросу, на взгляд германских дипломатов, только усугубляла обстановку в регионе. Британский дипломатический агент в Софии, по словам немецкого посла в Вене графа К. фон Веделя, даже не скрывал своего скептического отношения к Мюрцштегской программе, чем оживлял болгарские притязания на Македонию[403]. Германский имперский канцлер Б. фон Бюлов в докладе Вильгельму II отмечал, что англичане на официальном уровне подталкивали болгар к войне[404].

Во-вторых, росту популярности Англии среди болгарской элиты способствовала деятельность британских радикалов. Достаточно сказать, что Балканский комитет в целом отличался проболгарскими симпатиями. На страницах либеральных изданий княжество выступало как олицетворение прогрессивного балканского государства. «Исчезновение Болгарии с политической карты, – писал один из членов Балканского комитета X. Лоу, – поставит крест на деле прогресса и свободы. Это также будет тяжелым ударом по британским интересам на Ближнем Востоке»[405]. Причем радикалы не ограничивались лишь одной публицистикой, их частые поездки в регион и двусмысленные заявления болгаро-македонским политическим деятелям будоражили воображение последних. По донесению болгарского дипломата А. Тошева, Ч. Мастерман и братья Бакстоны, видные деятели все того же Балканского комитета, доказывали ему необходимость усиления ВМОРО, которую Болгария могла бы использовать в случае войны с Турцией. При этом английские агенты признавали, что Британия вряд ли вступит в конфликт на их стороне, но, возможно, обеспечит им поддержку[406]. Такая уклончивая, но вместе с тем провокационная позиция британских представителей побуждала болгарское руководство предпринимать более решительные шаги в отношении Порты.

Болгарская элита довольно чутко реагировала на «славословия» британской либеральной общественности в адрес княжества. Они позволяли ей увериться в важности болгарского фактора для политики великих держав в регионе. Местные правящие круги начинали воспринимать Болгарию как весомый элемент баланса сил на Балканах. В начале XX в., выстраивая свои отношения с Лондоном, болгарское руководство мыслило категориями последней четверти XIX в., т. е. играло на традиционных англо-русских противоречиях на Ближнем Востоке. Болгарские военные убеждали британских дипломатических представителей в Софии в том, что, «поддерживая Болгарию, Британия всегда будет иметь в своем распоряжении мощную армию, способную сдерживать Россию»[407].