В русском МИДе сделали очевидный вывод: политика короля не пользовалась поддержкой основной массы населения[482]
. Дальнейшее пребывание у власти Александра Обреновича не являлось для царского правительства принципиальным. Отказ императора Николая II принять в России с официальным визитом сербскую королевскую чету (что нанесло существенный удар по популярности Александра среди народа), а также инструкции, направляемые В.Н. Ламздорфом в Белград российскому посланнику Н.В. Чарыкову, не вмешиваться во внутренние дела Сербии свидетельствовали о безразличии Петербурга к дальнейшей судьбе династии Обреновичей[483].Балльплацу весьма сомнительной представлялась способность Александра проводить политику, соответствовавшую интересам Вены. Его попытки укрепить личную власть не принесли ощутимых результатов, а значит, ему не удалось стабилизировать внутриполитическое положение в стране. Настороженность руководителей австро-венгерской дипломатии вызывала активизация деятельности Белграда в приграничных районах Македонии и Санджаке, особенно возможность объединения усилий в этом направлении сербского монарха и черногорского князя Николая. Тревожным сигналом для Вены стало предложение Александра Обреновича, в соответствии с которым кандидатуру наследника мог выбирать король, согласовав ее с высшими государственными инстанциями – с правительством, Государственным советом, председателями Скупщины, кассационного и апелляционного судов – а также Митрополитом Сербским. При этом Александр высказал мнение о том, что наиболее приемлемым претендентом мог быть один из представителей черногорской династии Петровичей-Негошей[484]
. Подобный сценарий развития событий Вену явно не устраивал.Таким образом, оппозиционные силы действовали в королевстве при весьма благоприятных внешнеполитических обстоятельствах. Позиция Вены и Петербурга в определенном смысле предоставила карт-бланш организаторам заговора 29 мая. Вопрос о том, какую роль в белградской драме играл внешнеполитический фактор, до сих пор остается дискуссионным. Так, очевидец событий Д. Васич отмечал, что в России и Австро-Венгрии должны были положительно отнестись к такому повороту в политической жизни Сербии: первая никогда не симпатизировала династии Обреновичей, вторая только и ожидала европейского мандата на урегулирование обстановки в неспокойном регионе[485]
.Между тем, по воспоминаниям современников – австро-венгерского посланника в Сербии К. Думбы и того же Д. Васича – русская миссия в Белграде не была осведомлена о готовившемся заговоре[486]
. Что касается причастности Вены к свержению правящей династии, то австро-венгерская разведывательная служба и дипломаты, как убедительно показано в исследованиях сербских и отечественных историков, установили контакт с организаторами майского заговора[487].Взгляд правительства Дунайской монархии на события 29 мая во многом проявился через его отношение к новому режиму. Австро-Венгрия изначально выразила согласие на избрание князя Петра Карагеор-гиевича королем Сербии. В записке, подготовленной в ведомстве на Балльплац, он характеризовался как наиболее подходящий с точки зрения интересов Вены кандидат на сербский престол: Петр, родившийся на территории Австро-Венгрии и некоторое время живший в Вене как частное лицо, обнаруживал искреннюю симпатию к Двуединой монархии. В данном документе также отмечались некоторые уязвимые моменты биографии Петра Карагеоргиевича, которые в будущем позволяли оказывать на него давление – финансовая зависимость: предполагаемый сербский правитель был слишком расточительным в своих затратах и находился в постоянных долгах[488]
. Неудивительно, что в Австро-Венгрии делали вполне оптимистичные прогнозы относительно правления короля Петра.Однако Петр Карагеоргиевич, вопреки расчетам Вены, согласился с требованием радикалов и самосталцев[489]
признать «ультрадемократичную» Конституцию 1888 г., тем самым, по мнению австро-венгерских дипломатов, существенно ограничив себе свободу рук[490]. Данная версия Основного закона, как констатировал Думба, делала Скупщину, состоявшую всего из одной палаты, практически всемогущей[491], что с расширением избирательного права предполагало доминирование радикалов, пользовавшихся поддержкой народа, на политической сцене Сербии. Иными словами, данное обстоятельство чрезвычайно осложняло контроль Вены над внутриполитическим развитием королевства.