На примере македонских реформ отчетливо прослеживалось стремление Лондона использовать волнения на Балканах как инструмент давления на Порту, чем отчасти объяснялась «острота» британской критики турецкой администрации. Но во многом эти меры возымели обратный эффект. В частности, султан обусловил получение Англией концессии на продление железнодорожной линии Смирна-Айдын отказом Лондона от проведения финансовой реформы в Македонии[469]
. Упорство Порты объяснялось тем, что она чувствовала за собой германскую поддержку[470]: сопротивляясь британской политике «мягкой мощи» на Балканах, она прибегала к традиционному оружию, которое имелось в ее арсенале – предоставлению экономических привилегий державам, поддерживавшим турецкое правительство на международной арене.§ 4. От непризнания к восстановлению дипломатических отношений: Великобритания и Сербия в 1903–1906 гг
Илинденско-Преображенское восстание в Македонии и Фракии, резкое ухудшение турецко-болгарских отношений, безуспешные попытки реализации Мюрцштегской программы – все это можно расценивать как проявление кризиса Балканской подсистемы, в результате которого на повестку дня был вынесен вопрос о судьбе европейских провинций Османской империи. Однако дестабилизирующие тенденции также набирали силу в западной части Балканского полуострова. 29 мая 1903 г. в Сербии произошел государственный переворот: в конаке заговорщиками были убиты король Александр Обренович и его супруга Драга Машин. Новым правителем был провозглашен Петр Карагеоргиевич. Белградские события вызвали широкий резонанс среди европейской общественности: из Сербии были отозваны дипломатические представители ряда иностранных государств, в том числе Великобритании[471]
.Смена правящей династии и последующие перестановки на политической сцене Сербии имели далекоидущие последствия для ее взаимоотношений с сопредельной великой державой – полиэтничной Австро-Венгрией[472]
. В начале XX в. в Дунайской монархии весьма остро стоял национальный вопрос, в том числе его югославянский аспект[473]. Сербия же в восприятии югославянских, по крайней мере сербских, подданных Австро-Венгрии отождествлялась с «югославянским Пьемонтом». От того, как будет себя позиционировать Сербское королевство, зависела внутриполитическая стабильность империи Габсбургов. Если рассматривать этот вопрос в более широком контексте, то югославянская проблема, как отмечал известный английский историк, крупный ученый-славист Р.У. Сетон-Уотсон, имела первостепенное значение для судеб сербохорватских народов и будущего западной части Балканского полуострова – от Триестского залива до болгарской границы, от равнин южной Венгрии до гор Албании. От нее зависел баланс сил на Адриатике со всеми вытекающими последствиями для международной ситуации. А главное, по мнению Р.У. Сетон-Уотсона, югославянский вопрос мог оказать решающее воздействие на внешнюю политику Вены[474].Поскольку австро-сербский конфликт и твердая решимость России поддержать Сербию стали отправной точкой событий, приведших к Первой мировой войне, нам кажется целесообразным вернуться к «истокам» этого противостояния и проанализировать, во-первых, как внутриполитические изменения в Сербии отразились на расстановке сил в Балканском регионе, во-вторых, как в начале 1900-х гг. развивались отношения в триаде Россия-Сербия-Австро-Венгрия. Что касается Великобритании, то она, на первый взгляд, во всей этой ситуации была сторонним наблюдателем, однако открытость вопроса о восстановлении англо-сербских дипломатических отношений предоставляла Лондону рычаг воздействия не только на Белград, но и в целом на баланс сил в западной части Балкан.