Избрав такую линию поведения в македонском вопросе, Уайтхолл направил все усилия на то, чтобы окончательно разорвать русско-австрийскую Антанту на Балканах и тем самым предотвратить эвентуальное сближение России с Центральными державами. Лондон делал ставку на то, что если Петербург даже частично включит британские предложения в свою схему реформ, то для Вены, стремившейся «законсервировать» существовавшую ситуацию в регионе, она все равно окажется слишком радикальной, а значит непригодной. Возможно, Форин Оффис заведомо выдвигал сложно осуществимые проекты, чтобы оставить за собой пространство для политического маневра: например, пойти на определенные уступки в македонском вопросе с целью расположить к себе Петербург. Нельзя также исключать вероятность того, что в случае признания русским правительством британского проекта (т. е. фактически установления международного контроля над Македонией) Англия рассчитывала выступить в регионе единым фронтом с Россией, одновременно оказывая мощное противодействие германо-австрийскому блоку и контролируя шаги своего партнера по Антанте.
Суммируя все вышесказанное, мы можем констатировать, что подходы Форин Оффис к проблеме реорганизации политического пространства «европейской» Турции варьировались в зависимости от направления, которое принимали события на Балканах, и от изменения расстановки сил на международной арене. Возможность вхождения македонских территорий в состав Болгарии оценивалась Лондоном как «позитивный» вариант решения македонского вопроса. Но ввиду неосуществимости этого проекта в ближайшей перспективе Англия сосредоточилась на реализации Мюрцштегской программы в рамках «европейского концерта», в деятельности которого отразились безуспешные попытки великих держав выработать на Балканах modus vivendi. Это обусловливалось тем, что каждая из держав имела свое видение того, как должны быть реформированы европейские вилайеты Порты, и на свой манер интерпретировала поддержание стабильности в регионе. Австро-Венгрия не стремилась придать Мюрцштегской программе законченную форму и сделать ее более эффективной. Вену вполне устраивала сложившаяся в Македонии ситуация: ее экономические позиции в этой балканской провинции были довольно прочны, а беспрестанно вспыхивающие беспорядки в будущем могли предоставить Двуединой монархии удобный повод для ее оккупации, как это было в случае с Боснией и Герцеговиной. Германия, чья восточная политика выстраивалась исходя из положения о целостности Турции, блокировала любые реформы, которые могли бы поколебать существовавший статус-кво. Для Англии представлялись неприемлемыми оба варианта развития событий, а потому Лондон критиковал Мюрцштегскую программу за ее поверхностный характер и требовал принятия более радикальных мер. Тем не менее Форин Оффис считал, что в данной схеме заложены рычаги, посредством которых возможно постепенно изъять европейские вилайеты из-под власти султана: установить европейский контроль над их жизненно важными сферами – полицией, финансами и судебной системой.
Британия, зная о серьезных разногласиях, существовавших между великими державами, стремилась как можно сильнее «вовлечь» их в урегулирование македонского вопроса. В отличие от своих русских и австро-венгерских коллег, чьи доклады содержали оптимистичные прогнозы по поводу македонских реформ, британские дипломаты «сгущали краски», подчеркивая всю тяжесть ситуации, царившей в балканских вилайетах султана. Акцентируя внимание на взрывоопасной обстановке в Македонии, Лондон обосновывал необходимость проведения более глубоких реформ вплоть до введения международного контроля и постепенного ограничения власти султана над балканскими провинциями. Англия, делая ставку на неготовность держав осуществлять столь фундаментальные преобразования, рассчитывала на то, что европейские правительства будут вынуждены обратиться к ней как к державе, которая имела ясное видение «переустройства» македонских вилайетов Турции. Все это должно было упрочить статус Британии как мировой державы, без участия которой не обходилось урегулирование ни одного серьезного международного кризиса. Причем, как представляется, Англия преследовала двойную цель: не только зафиксировать свои ведущие позиции в «европейском концерте» в восприятии великих держав, но и продемонстрировать малым балканским странам и народам, что Великобритания в качестве европейского лидера осознавала свою ответственность за улучшение условий жизни местного населения и была готова выполнять обязательства, возложенные на нее статьей 23 Берлинского трактата.