Но, конечно же, они были недовольны такими условиями, как и все остальные американские инженеры, которых мы опрашивали на других шахтах. Они выбились из сил, пытаясь получить назначение на какую-нибудь должность, где могли бы заниматься конструктивной работой. Конечно, они знали, что было технологически не верно с шахтами и заводами в Калате и почему отдача производства составляла лишь малую долю той, какой должна была быть при наличии всего необходимого оборудования и персонала.
Наша комиссия посетила практически все крупные медные рудники на Урале и провела их тщательную инспекцию. Мы обнаружили, что условия повсюду были примерно такими, как в Калате. Над этими шахтами также висела мрачная атмосфера пораженчества, что стало новым для меня опытом в России. Мы потратили некоторое время на систематизацию собранных нами данных и наконец представили отчет Серебровскому.
Хотел бы упомянуть, что, несмотря на ужасающее положение дел, которое я описал, в советских газетах не трубили о «вредителях» на уральских медных рудниках. Это было любопытное обстоятельство, потому что в то время коммунисты обычно приписывали умышленному саботажу основную часть неразберихи и беспорядка в промышленности. Однако на Урале коммунисты, контролировавшие медные рудники, хранили удивительное молчание по этому поводу.
В июле 1931 года, после того как Серебровский изучил отчет нашей комиссии, он решил направить меня в Калату в качестве главного инженера, поручив разобраться, как наилучшим образом поступить с этим крупным предприятием. Он послал со мной русского коммуниста-управленца, который не имел специальных знаний в горном деле, но был наделен абсолютными полномочиями и, по-видимому, получил указание предоставить мне полную свободу действий. С ним у меня не возникало ни малейших проблем, потому что он имел достаточно здравого смысла, чтобы не претендовать на какие-либо экспертные знания и не вмешиваться в дела людей, имеющих инженерную подготовку.
Семь американских инженеров заметно оживились, когда обнаружили, что у нас достаточно полномочий, позволяющих преодолеть бюрократическую волокиту и нормально работать. И в течение следующих нескольких месяцев они забросили свой пансион и в соответствии с американской шахтерской традицией спускались под землю вместе со своими рабочими.
Вскоре дела пошли на лад, и за пять месяцев производство выросло на 90 процентов.
Коммунист-управленец был основательным человеком; он глубоко вникал в то, что мы делаем и как мы это делаем. Но русские инженеры на этих шахтах, почти все без исключения, были высокомерны и непробиваемы. Они возражали против каждого предложенного нами улучшения. Я не привык к подобным вещам; русские инженеры на золотых рудниках, где я работал, никогда так себя не вели. Я не мог толком понять этих инженеров, но предположил, что они испытывают зависть и не хотят, чтобы американцы преуспели там, где они потерпели неудачу.
Однако мне все же удалось опробовать свои методы на этих шахтах, потому что приехавший со мной управленец поддерживал все мои предложения. И когда новые технологические приемы дали результат, российские инженеры наконец поняли и поддержали идею. Мне показалось, что сама атмосфера в этих местах улучшилась; а между тем территория простиралась более чем на тридцать миль и соединялась узкоколейной железной дорогой. Большинство месторождений еще до революции разработали иностранные концессионеры.
По прошествии пяти месяцев я решил, что могу спокойно покинуть предприятие. Семь американских инженеров успешно работали и, хотя им по-прежнему мешало незнание русского языка, получили возможность своевременно доносить и реализовывать свои идеи. К делу своему они относились достаточно трепетно. Шахты и заводы были полностью реорганизованы; казалось, не существовало веских причин, помешавших производству оставаться на вполне удовлетворительном уровне, которого мы достигли.
Я составил подробные инструкции на будущее, которые помогли бы воплотить в жизнь семь американских инженеров. Я подробно растолковал их все русским инженерам и коммунисту-управленцу, который начал получать некоторое представление о горном деле. Он заверил меня, что мои рекомендации будут исполняться неукоснительно, и я уехал, довольный собой, с чувством выполненного поручения. Производственные показатели на этих шахтах значительно улучшились, и я льстил себя надеждой, что заложены прочные основы для будущего прогресса. Я никогда не питал больших надежд на будущий успех советского проекта, чем когда покидал Калату. Полагаю, мне повезло, что я не мог предвидеть, как пойдут в будущем дела на этих шахтах; это могло бы полностью отбить у меня охоту продолжать работу в России.
Глава 9
У меня возникли подозрения