В поисках своего ковчега

Знакомый город снова встретил его влажным соленым зноем, веселым оживлением улиц, мягким шуршанием автомобилей по брусчатке, свежим ароматом олеандров и эвкалиптов. Первое, что ему захотелось сделать, когда он вышел из автобуса, купить большую сочную шаурму с телятиной. И он это сделал. После скромной монастырской пищи она показалась ему особенно вкусной. Немного утолив голод, Крон поблуждал по улицам, давая себе снова привыкнуть к городскому шуму, и направился к дому Никитина.

– Ну, наконец-то… вернулся! – Никитин обнял Крона за плечи. – Оброс-то как! Ну, настоящий монах!

Крон мельком взглянул на себя в зеркало и увидел бородатое, загрубевшее от ветра лицо. Темная одежда и спутанные, доходившие до плеч волосы делали его и впрямь похожим на монаха.

– Давай, проходи! Устроим маленький банкет по поводу твоего возвращения. – Он засуетился на кухне, извлекая из холодильника пакеты с продуктами. – Ну, давай, рассказывай о своей монашеской жизни.

– А что о ней рассказывать? Почти такая же, как и армейская. Все по уставу. Утром раненько встал, отстоял молебен и пошел возделывать грядки или дрова колоть. До обеда наработался, немного передохнул и снова трудиться, чтобы от безделья всякие глупые мысли в голову не лезли. Вечером снова служба. Поужинал, постирался, помылся и отбой. И так изо дня в день.

– Ну и в чем же смысл такой жизни? – Никитин поставил на огонь сковородку и, щедро полив дно подсолнечным маслом, отправил туда нарезанный соломкой картофель.

– Если честно сказать, то для себя я не увидел никакого смысла, если не считать, конечно, тихого уединения вдали от житейских забот. Монахи видят смысл в жертве и страданиях. Как говорил отец Никос, страдания без Бога не имеют никакого смысла.

– Да, по-моему, в них вообще нет никакого смысла…

–…если только они нас не делают мудрее…

– Дерзну предположить, что Богу от нас вовсе не страдания наши нужны. По крайней мере, ни в одной из заповедей не говорится, что мы должны страдать. Вряд ли страдания имеют божественную природу, скорее, наоборот, в них есть что-то противоречащее Богу.

– И, тем не менее, мы страдаем…

– А толку? В своих страданиях человечество не приблизилось ни на йоту к Богу. Средоточием всякого страдания есть только наше собственное «Я». Мы сосредоточены только на самих себе, когда страдаем. И это делает нас эгоистичными. Одни впадают в состояние агрессии и злобы, другие вроде бы и погружаются в веру, но веруют скорее умом, чем сердцем. Многие становятся последователями той или иной религиозной мысли и готовы следовать всем наставлениям, наказам и запретам, но и это не приближает к Богу.

– Ну, почему же, если человек становится добродетельным по убеждению?

– Умственная вера ничего не стоит. Для Бога ценны не наши мысли, а наши чувства. Любить по убеждению невозможно, нужно становится любящими по своей сущности.

Никитин снял с огня шипящую сковородку и разложил подрумянившийся картофель по тарелкам. Затем нарезал продолговатыми ломтями сыр и крупными дольками помидоры, дополнил сервировку стола зеленью и большими ломтями лаваша.

– Обед готов! – Торжественно объявил он. – Эх, покутим сейчас, как в добрые курсантские времена под жареную картошечку. – Он похлопал Крона по плечу. – Что будешь пить? Коньяк или водку?

– Давай лучше коньяк, и то немного, отвык я от спиртного.

– Тебе нужно непременно выпить, адаптироваться к мирской жизни. Если ты, конечно, снова не намерен заточить себя в монастыре.

– По крайней мере, не в ближайшие сорок лет. Хотя нужно отдать должное монахам, они меня здорово перезаквасили. Я пришел к ним полностью измотанным и опустошенным, а вышел оттуда как бы родившимся заново.

– Ну, вот и славно! – Никитин пододвинул Крону рюмку. – Выпьем за новую просветленную жизнь!

– Как Ирма? – Спросил Крон после короткой паузы. – У нее все хорошо?

– Думаю, да. – Никитин лукаво сощурил глаза, едва сдерживая хитрую улыбку. – Почему бы тебе не спросить об этом у нее?

– Ты что-то от меня скрываешь? – Крон слегка напрягся.

– Нет. Просто тебе действительно лучше самому поговорить с ней.

– Я не уверен, что она захочет меня видеть.

– Думаю, захочет.

– Тогда пойдем к ней прямо сейчас, – Крон вскочил из-за стола и заходил по кухне, испытывая некоторое волнение.

– Ну, во-первых, мы еще не допили, – Никитин со свойственным ему спокойствием снова наполнил рюмки, – а, во-вторых, тебе нужно сбрить эту отвратительную бороду. Или ты хочешь идти к женщине в таком виде?