В полдень на солнечной стороне

- Ты подожди, - повелительно произнёс Пугачёв. - Не вскакивай. - И, обратившись к Лебедеву, сказал, взволнованно теребя свои блестящие волосы: - Вы все тут красиво и правильно говорили. А вот вы сами, Лебедев? Покажите руку, да не эту, другую. Ага, вот, прокусанная. Это же вас он, когда вы его за пасть ухватили, цапнул. А других сколько вы наповал свалили? Вы тогда думали, соображали, что он тоже человек, личность? Может, у него тоже супруга, мамаша, папаша, детки? Так волк тоже семейный... Не соображали, знаю. В такой момент не соображают.

Подошёл к вешалке, сорвал шинель, показал:

- Видишь, полу осколками всю изодрало. Но я и без этого думал, когда по передовой ходил, как лучше огневые средства расположить, чтобы их побольше накрыть, побольше, понял? Навалить насмерть. Без анкеты, кто там из них кто. И вы, - тут он гневно взглянул на Конюхова, потом с презрением на Петухова, - и ты тоже, с башкой, побитой от завала, сиял, словно в бане помылся, такой чистенький, а сам же я видел, как месяц тому назад в атаке пихнул штыком, и потом ногой в грудь ему, и штык вытащил. Как же при всём этом разговорчики о красоте человеческой, о возвышенном? О том, что каждый хиляк, мандражист мне вроде как родственник, которого я должен потом, в мирных условиях, как светлую личность довоспитать и доставить на радость народу? Да он мне сейчас может обойтись в такое, что через него настоящий боец может пасть, потому что хиляк этот подведёт в бою. К чему это всё? Сейчас главное - расколошматить их к чертовой матери. И только после всего оглянемся, остынем. И конечно, к мирной жизни ещё приспособиться надо. Не такая она уже сладкая для всех получится, народ фронту всё отдал, а чем ему за всё это отдать?

- Вот мы об этом и говорим, - сказал Конюхов. - Что бы дать людям за всё, что они нам отдавали? И высшая награда всем нам, чтобы люди вернулись лучшими, чем они были. Поняли - лучшими, чем они были! И мы, армейцы, коммунисты, должны это выполнить как высший приказ партии.

Лебедев добавил проникновенно и тихо:

- Вы, Пугачёв, правы, война нечеловечески трудна для человека тем, что он убивает человека, но убивать в себе человека - вот это преступно, какими бы побуждениями понятными ни руководствоваться. В том-то наша общая сущность и забота, чтобы не только сохранить в себе человека, человечность, но, руководствуясь этим, выполнять свой долг солдата.

- Ну что ж, - сказал Пугачёв, - хоть вы все на меня и кидались, а выходит, щемит нас всех то же самое, потому что светит нам одно и то же.

- Вы знаете, Пугачёв, - оживлённо заявил Лебедев, - при выборе людей на самое сложное задание я предпочитаю, - он кивнул на Петухова, - вот подобных ему, несколько восторженных. И знаете почему? Они умеют радоваться другим, а в тяжёлой обстановке ничто так не поддерживает, как радость другого тобой.

- Вовсе я не восторженный, - почему-то обиделся Петухов. - Раз я согласен, чего же мне скрывать, когда так думаешь, а другой лучше тебя самого это высказал?

Лебедев, словно не замечая Петухова, продолжал:

- Вы обратили внимание, как он Лазарева нам высоко и восторженно преподнёс? А сколько он с этим Лазаревым маялся! Три ордена Славы, комдив всегда с ним за руку. В армейской и фронтовой о нём только и пишут... А когда ротный даст ему указание, препирается, считает, что он лучше знает, где занимать позицию, когда огонь открывать, - зазнался.

- И неверно, - возразил Петухов. - Он позволяет себе только, когда мы с ним с глазу на глаз. А я с ним просто советуюсь. Есть люди, кому надо приказать. А ему не надо приказывать, только договориться. А я с ним всегда договариваюсь, и получается всегда правильно.

И тут Пугачёв решительно принял сторону подчинённого ему командира.

- У нас, товарищ Лебедев, что ни боец - личность. Подход нужен. Товарищ Петухов как раз и силён тем, что у него каждый боец - самостоятельная огневая точка, и он знает дотошно, кто на что и при каких обстоятельствах наилучшим образом способен. За это я его давно ценю и считаю перспективным на большее. И солдаты его обожают, и он их. В каком ещё подразделении вы такую прочность найдёте?

Конюхов кивнул:

- Подразделение действительно хорошее.

- Отличное, - поправил Пугачёв. - И по наградам официально на первом месте. - Быстро заявил: - Конечно, кое за что и не додали. - Требовательно уставился на Конюхова. Попросил: - Вы бы в своих политдонесениях, может, по этой части ещё поднажали, а?

Лебедев улыбнулся:

- Силён комбат, никак не желает в кредит доблесть отпускать. Сделали - клади на грудь.

- А как же! - сказал Пугачёв. - Люди от боя должны и личную радость получать, без оттяжки, как говорится в стихах: «Есть удовлетворение в бою».

- Не удовлетворение, а наслаждение, - поправил Петухов.

- Ну это ты брось, - хмуро сказал Пугачёв. - Тоже мне наслаждение! Глупость какая! - Добавил: - А ты меня своей начитанностью лучше не трогай. Я же нарочно скорректировал, чтобы по существу получилось, в точку...