В полдень на солнечной стороне

- Продрог, знаете ли, - пожаловался Конюхов, осторожно усаживаясь за стол. - Ничего, что в шинели? - Вздохнул, зябко потирая руки, сказал грустно: - У меня сейчас неприятный разговор состоялся с майором из инженерного отдела штаба дивизии. Сопровождал его на позициях. Человек он, несомненно, в своём деле весьма знающий и, представьте, делает правильные замечания, но в зависимости от звания того, кому он делает замечание, чем ниже звание офицера, тем, я бы сказал, грубее и повелительнее тон и манера обращения. Ну я и высказал майору своё предположение, что он, очевидно, в обратной пропорции будет потом докладывать об обнаруженных недостатках, смягчая их в зависимости от звания того, кому он будет докладывать. Ибо грубость - первое свидетельство двойственности натуры. С одной стороны, пренебрежение достоинствами нижестоящего, с другой - преувеличение достоинства вышестоящего. Грубость не знает середины, как всякая крайность.

- Значит, отчитал! - обрадовался Пугачёв.

- Нет, зачем же, просто высказал свои мысли. - Конюхов опустил глаза, произнёс мягко: - Я полагаю, поскольку война, неизбежны потери людей. Чтобы потери были по возможности меньше, мы должны быть особенно внимательны и чутки к каждой человеческой личности, и чем выше у офицера чувство бесценности, неповторимости человека, тем он в боевых обстоятельствах будет действовать более воодушевлённо, тем выше будет сознавать свою высшую ответственность за каждого человека.

Петухов просветленно заулыбался, закивал, заявил, радостно сияя:

- Очень точно. У меня Лазарев с тремя орденами Славы, командир расчёта сорокапятки. Он, когда танки, сразу без команды выкатывает орудие на открытые позиции и бьёт прямой наводкой. Так я к нему обращаюсь, если кто обнаружил слабость в бою, чтобы он с ним побеседовал, а не я. Авторитет по линии храбрости. И он, знаете ли, никогда ни перед кем излишне не тянется в субординации, а с рядовыми бойцами держится просто внимательно, даже с теми, кто обнаружил слабость. И я на него ссылаюсь, когда какая трудность с нарушениями. Представьте, в его расчёте за всё время меньше всего потерь. Он сам себе людей подбирает и бережёт. Оставляет в щели, если огнём нащупали, а сам с ближайшей дистанции бьёт, сам заряжает и бьёт. Собой рискует, а людьми рисковать себе не позволяет. Очень душевный человек.

- Знаю, -- сказал Пугачёв, - надёжный огневик, но с характером. Взял хлюпика, который с противотанковой гранатой в руке от танка дёру дал и до того ошалел, что гранату не отдавал, когда задержали. Трясется как цуцик, а не отдаёт. Я приказываю - в штрафники, а Лазарев настаивает - дать его ему в расчёт. Ну, думаю, пускай он его проучит. А он с ним - как с дефективным школьником: кто родители? как в школе учился? с кем дружил? чего любит, чего не любит? Я ему: «Чего нянькаешься?» А он: «Ищу в нём звено, за которое ухватиться». Видали, какой марксист! Вот вам и огневик, истребитель танков, а сам на кого своё время истребляет!

- Ну и что? - хмуро сказал Петухов. - Этот Зеленцов сейчас исправный боец. И Лазарев всё-таки нашёл, за что его ухватить. Пообещал в школу, где Зеленцов отличником считался, написать, что он храбрый, а не трус. И после написал, и ответ из школы получили. Мы его по взводам читали, хорошо из школы ответили, с гордостью, что такой у них ученик.

- Если б Лазарев не на хлюпика время тратил, а взял бы стоящего, он бы из него героя воспитал, а не просто так себе солдата, - сердито перебил Пугачёв. - Дефективным где место - в стройбате в лучшем случае.

Конюхов поднял голову и сказал задумчиво:

- Несколько лет я работал воспитателем в колонии малолетних преступников.

- А теперь нас воспитываешь! - расхохотался Пугачёв.

Лебедев строго заметил:

- Живость вашего характера не всегда уместна, майор Пугачёв.

- Ну ладно, пошутить нельзя, - примирительно сказал Пугачёв, попросил снисходительно Конюхова: - Ну- ну, давай сыпь, раз ты такой, из Макаренков, выдавай байки.

Конюхов поёжился, помял пальцы.

- Я, собственно, не из своей практики, а так, вообще, о будущем. Война кончится, много сирот останется, разрушенных семей. Трудности войны наложили особые, отрицательные отпечатки на их жизнь и, я бы сказал, на раннюю взрослость. Моральные устои во время войны не только укрепляются, но и расшатываются. Что же, мы вернёмся только как победители, во всем блеске орденов, в сиянии, так сказать, исторической славы? И потом им будем: мы вот такие, а вы эдакие. Мы жизнь за Родину отдавали, а вы шалопаи. И вот я полагаю, что, скажем, такие, как Лазарев, могут больше Родине пользы принести, чем вы, Пугачёв, с вашими взглядами на так называемых дефективных.

И, пристально гляди в глаза Пугачёву, Конюхов заявил с внезапной для него резкостью:

- И но случайно вы, майор Пугачёв, уклоняетесь брать к себе в батальон пополненцев из освобождённых районов, так сказать, свою фронтовую элиту не хотите разбавлять. Смелости не хватает на таких людей положиться.

- А если среди них те, которые к фашистам прижились? Если ты человек, шёл бы в партизаны! Тут арифметика ясная.