- Разрешите? - Лебедев тоже поднял свою кружку. Чуть отхлебнул, сказал: - Всё-таки позвольте и мне. - Задумался, произнёс осторожно, подбирая слова: - Как вы знаете, по роду своей деятельности мне доводится и доводилось непосредственно общаться с противником в различных условиях. Но вы понимаете, средств для подобной сферы деятельности множество, и не все они укладываются в общепринятые понятия морали. Обычно ищут слабые стороны у объекта. Моральная неустойчивость, корысть, цинизм, трусость, тщеславие, уязвленное самолюбие и прочее-прочее. Пренебрегать такими средствами, увы, не приходится. И как бы ни были получаемые сведения ценны при использовании отрицательных черт личности, нет выше профессиональной радости, я бы сказал, торжества, когда опираемся не на слабые, а на сильные стороны объекта, не на отрицательные его моральные качества, а на положительные. То есть когда разведчик, опираясь на них, делает из него не только объект для получения сведений, а сознательного союзника. То есть переубеждает его, внушает ему если не веру, то уважение и надежду к тем целям, которым разведчик сам служит. Так учил нас большевик- ленинец Дзержинский. Быть коммунистом во всем, всегда. А коммунист - это тот человек, который верит во всесилие нашей правды и вооружен этой правдой.
- Чего же вы нам хотя бы одного фашистского если не генерала, то переубежденного полковника вежливо, под ручку не привели? - усмехнулся Пугачёв. - А то приходится доставлять их нам с кляпом во рту, повязанных, да ещё волоком на самих себе.
- Благодарю вас, - поклонился Лебедев. - Вы нам оказываете большую любезность.
- Обиделись? - спросил Пугачёв.
- Обиделся только профессионально, - мягко сказал Лебедев. - Вы недооцениваете мою способность судить достоинства и недостатки людей. А вы мне, Пугачёв, симпатичны, хотя свои недостатки стремитесь не преуменьшать, а демонстративно преувеличивать. Так вот, моя задача пополнить сведения о противнике, хотя бы от доставленных вами «языков». Но путь к этому знаете какой наиболее надёжный?
- Вывести такого субчика на народ в любом освобожденном населённом пункте и оставить на собеседование, - усмехнулся Пугачев, - сразу наизнанку вывернется.
- Но я предпочитаю беседу с глазу на глаз. И первое - сообщаю нашу фронтовую обстановку.
- Выдаете военную тайну! - улыбнулся Пугачёв.
Лебедев только повёл плечом и продолжил сухо:
- Затем знакомлю с тем, что нам известно о положении войск противника, и с нашими потенциальными возможностями. Выясняю его личностные данности, взгляды, казалось, по отвлеченным предметам. И только потом допрос по форме.
- Значит, на испуг не берёте, деликатничаете? - сердито спросил Пугачёв.
- Почему же, как вы выражаетесь, не «беру на испуг»? В некотором роде именно так. Я говорю правду, а правда для него наша страшна и даже, я бы сказал, сокрушительна не только в военном отношении, но и в главном - человеческом, и если он не окончательный мерзавец, истерично отупевший от страха за свершённое, разговор приносит весьма позитивные результаты по многим интересующим нас комплексным вопросам.
- На уголовных тоже практиковались? - спросил Пугачёв. - Которые Беломорканал строили? Так они же только уголовники, а не фашисты.
- Совершенно верно, - согласился Лебедев. - Практиковался и о всяких сквернах осведомлён. Но главное, дорогой мой, не все немцы - фашисты, и не все уголовные -- закоренелые рецидивисты.
- А закоренелых что, к стенке?
- Даже в социальном существует индивидуальное, - резко сказал Лебедев. - Кстати о себе, я, знаете ли, из беспризорных со времен голода в Поволжье, остался один, ну и...
- Воровал?
- Да!
- Интересно, - протяжно произнёс Пугачёв. - А я думал, вы из ангелов с парафиновыми крылышками. Как же вам доверили?
- Взяли в трудкоммуну. Потом работал на заводе. Строил Комсомольск-на-Амуре. Стал членом бюро комсомола. Ну а потом по путёвке комсомола взяли в органы. Вас это удовлетворяет?
- А я не кадровик, так, к слову.
Лебедев налил чай, отхлебнул, сказал Конюхову:
- Я, собственно, хотел выразить своё согласие с вашими мыслями о том, что мы, армейцы, сейчас, когда конец войны столь реально близок, должны быть озабочены, чтобы каждый из нас и все мы были достойны той победы, которую мы одерживаем и одержим не только как военную, а как плод того лучшего, что есть в советском человеке и что должно быть потом, ну хотя бы как Чехов хотел, чтобы в человеке всё было прекрасным.
- Уж очень вы по-граждански рассуждаете, - возразил Пугачёв, - по-штатскому.
- Неправда! - воскликнул Петухов. - Ленин что велел... Даже мечтать.