В полшаге (СИ)

- Но отец, ты ведь заплатил Уилфреду Айвенго за твоё спасение ценой коня и доспехов на турнире? Отчего же и я не могу честно отплатить тому, кто спас меня из горящего замка Торкилстон и сейчас, из прецептории?

- Айвенго, да продлятся его дни подольше, спас меня бескорыстно – (“Ну ещё бы! Ты ведь не красивая девушка, но богатый еврей” – подумал Буагильбер), от этого чудовища в рыцарском обличье, когда тот хотел обворовать меня в Ротервуде, – Исаак протянул трясущуюся от гнева руку к храмовнику.

Тот изумлённо вскинул одну бровь.

- В Ротервуде? – переспросил он голосом, полным неподдельного удивления,

- Кто тебе такое сказал, еврей? Я никого не собирался грабить, я направлялся на турнир.

- Ничтожный лгун! – завопил Исаак, – Не ты ли сказал своим слугам по-сарацински, что собираешься похитить меня и вынудить к оплате крупного выкупа, по дороге в Ашби? Если б не Уилфред Айвенго, который сопроводил меня и защитил, я сгинул бы в подвалах замка Торкилстон намного раньше.

Тень понимания появилась на лице храмовника. Остальные давно затихли и с интересом прислушивались к беседе Исаака и Буагильбера.

- Еврей! – насмешливым тоном произнес последний. – Уилфред Айвенго сказал тебе, что я собираюсь тебя ограбить? И за его помощь ты заплатил ему кольчугой и конём? Надо же, какая удача – именно то, что ему нужно было. Он прибыл пилигримом, нищим, чужаком в собственном доме. У него не было ни пенни, чтоб собраться на турнир. И вот он, нищий пилигрим, приезжает в собственный дом – сопроводив нас туда, под предлогом знающего тропинки местного уроженца. И совершенно случайно он оказывает тебе услугу, за которую ты ему дорого заплатил. Dispardieux, Исаак, ты же еврей! Ты представитель народа, который ради выгоды продаст снег зимой северянам! И ты не разглядел выгоды Айвенго в этом твоём “чудесном спасении”? Да он обманул тебя, как ребенка, напугав моими сарацинами и выманив у тебя необходимую ему на турнир экипировку! – храмовник, не сдержавшись, рассмеялся и его примеру последовали разбойники, вместе с их главарём.

Ревекка почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. А она-то так благодарила Айвенго за спасение ее отца! Она отдала Гурту деньги для себя и для хозяина, чтобы тот почувствовал ее признательность!

Исаак был не в лучшем состоянии. Как говаривал в подобных ситуациях шут Вамба, “кто бы дал мне мешок, сунуть голову от срама!”. Он бледнел и краснел, губы его шевелились, он явно подсчитывал понесенные убытки.

Хохот стих и глаза всех присутствующих устремились на главаря разбойников, вновь призвавшего к тишине.

- Итак, что решила девица Ревекка? Что решает гордый храмовник? Кто будет платить выкуп?

- Я! – в один голос сказали Буагильбер и Ревекка.

- Экая слаженность! Так что, оба будете платить?

- Ревекка, но ведь не станешь же ты… да, Айвенго и впрямь поступил неподобающе, но ты не должна… – Рейбен запутался и умолк.

- Отец, – еврейка повернулась к нему – я хочу напомнить тебе, что не далее, как неделю назад мне исполнился двадцать один год. По законам этой страны, я считаюсь совершеннолетней и могу распоряжаться своей частью семейных денег по собственному желанию. Это так? – еврей тихо пробормотал что мол, да, так и есть.

- В таком случае, я из этих денег плачу выкуп за рыцаря и оруженосца. Полторы тысячи крон. Дайте мне перо, чернила и бумагу! – Рейбен не решился ослушаться Господи и подал ей требуемое.

Пока Ревекка писала расписку и скрепляла ее своей печатью, Буагильбер с тоской смотрел на нее. Для него было страшно унизительно оказаться вот так, почти раздетым, безоружным и неспособным защитить самого дорогого себе человека, а напротив, быть зависимым от нее. Но в то же время его грела мысль о том, что она пошла против всего, чего знала и во что верила, что защитить его. Это было приятно и волновало кровь, давая шанс его любви.

- Получите, господин Дик Самострел. Я могу удалиться? Вместе с отцом и остальными?

- Можете, девица, конечно можете, вот только храмовника тоже заберите, да и оруженосца его.

- Я не королева, а они не мои подданные. Дайте им коней и отпустите их восвояси.

Страх выдать себя она скрыла за напускной сухостью голоса.

«Боже милостивый, только бы не видеть этой глубокой тоски в его глазах».

- Что ж, госпожа, раз уж мое общество для вас столь нежеланно... Болдуин, лентяй, поторопись, я не желаю торчать в обществе саксонских хамов ни единой лишней минуты! – «Dispardieux, Ревекка, боль моя, как тяжело тебе будет засыпать в одиночестве»

- Как изволите желать, госпожа, однако конь оруженосца пойдет в счёт оплаты пошлины! – лукаво усмехаясь, сказал главарь шайки разбойников. – Отпустите их ребята, и верните им оружие – после того, конечно, как они поклянутся честью, что не применят его против нас!

Дождавшись клятвы, разбойники развязали храмовника и оруженосца. День клонился к вечеру, на небе зажглись первые звёзды.

- Прощай, Дик. Надеюсь, в ближайшее время я обойдусь без твоей помощи, – сказал Исаак, потянув за собою дочь.

- Погоди минутку, Ревекка, – попросил йомен, подойдя к ней вплотную. – Сними на минуту твою вуаль.