В полшаге (СИ)

Как-то разорвал я усталый бред

И пошел искать тебя в белый свет,

Солнце и Луну,

Бога, Сатану

Спрашивал, найти где тебя смогу я.

Хоть за душу мою мне продали совет

Те, кто прячется в гробах на свету,

Но в просторах степей и в осколках планет

Я боялся, что тебя не найду. (с)

Канцлер Ги, Amore

Бриан натянул капюшон на лицо. Не все можно показывать слугам, но черт возьми, в глаза словно песку насыпали. Зато теперь он знал, что делать.

====== Глава семнадцатая ======

Вслепую вновь перелистай

Пергамент нам доступных тайн.

Лёд, раскалённый докрасна,

Любовь страшнее, чем война,

Любовь разит верней, чем сталь.

Вернее, потому что сам

Бежишь навстречу всем ветрам.

Пусть будет боль и вечный бой

Не атмосферный, не земной,

Но обязательно с тобой. (с)

Мельница, «Любовь во время зимы»

Ревекка спокойно жила в своем и отцовском доме в Йорке. Некоторые пересуды, поднявшиеся с их возвращением, мало-помалу затихли. Исаак, по своему обыкновению, рассудил, что для него выгоднее помириться с дочерью. Поэтому неприятную для обоих тему замяли и больше к ней старались не возвращаться. Конечно, еврея несколько огорчил тот факт, что Ревекка наотрез отказалась уезжать в Испанию. Будучи человеком предприимчивым, Исаак не хотел упустить те возможности, которые ему могли открыться при дворе короля Боабдила, да ещё и при протекции брата. С другой же стороны, после всех приключений еврей осознал, насколько он все же утомился, так что возможность немного пожить спокойно воспринималась им с благодарностью. Мик и Элия прислуживали в доме Ревекки и были очень довольны своим опекуном. Элия также пела свои замысловатые песни, а по вечерам забавляла местную детвору сказками “дяденьки сарацина”. Истории становились все краше и интереснее, ими заслушивались даже взрослые.

Мик как-то незаметно стал тенью госпожи – выполнял все ее поручения и внимательно ловил каждое ее слово.

За день до их возвращения в Йорк во двор внезапно вбежал крупный бурый кот и горестно заорал перед домом.

- Живой, зверюга, – сказал Мик и отрекомендовал жителям Фамарсвилла кота как превосходного мышелова.

Но когда процессия уже отъехала в сторону Йорка, что-то большое и пушистое прыгнуло в закрытые носилки Ревекки. Так что сейчас кот ловил мышей уже в Йорке.

Кроме этого, какой-то неизвестный, не желающий открыть своего лица и имени человек, закутанный в плащ по самые глаза, передал Рейбену полторы тысячи крон. Деньги были сложены в красный бархатный кошель, кроме них там же лежала маленькая и неприметная записка, в которой по-арабски было написано “Аль мадафи” – “Защитник”.

Рейбен повертел записку в руках и выбросил ее, решив ничего не говорить госпоже. Но шустрый мальчишка увидел жест опекуна и подобрал обрывок пергамента позднее, передав его госпоже.

Ревекка увидела написанное и в ее памяти всплыло – ее ведут на суд, большой зал Темплстоу, ей страшно, хоть она и старается не подавать виду, и тут кто-то сует ей в руку такой же пергамент, на котором по-арабски написано ” Ас’аль аль мадафи” – ” проси защитника”. Бледное лицо храмовника, которому задал вопрос Лука Бомануар. Оно искажается, и он с трудом произносит “Письмена, письмена”.

Девушка зачем-то ещё раз осмотрела записку. Потом, сознавая что выглядит глупо, поднесла ее к лицу. Запах был… странный. Пахло пряностями.

Мик мрачно посмотрел госпоже в глаза. Он промолчал, но очень уж красноречиво, и Ревекка почувствовала, как ее лицо заливает краской и что-то ёкает в животе, как при сильном испуге.

Внезапно Ревекку захлестнула тоска. Долгими ночами она лежала без сна, вспоминая их с Буагильбером три недели. Страшными и сладкими были эти воспоминания. Его лицо, его запах, крепость его рук. Это чувство, когда в уголке губ его, кажется, промелькнула искорка, осветившая все лицо мгновенным светом. Его губы… даже в мечтах Ревекке не хотелось заходить столь далеко. Но тоска снедала ее все эти месяцы. Глупо было не обращать на это внимание.

Он всё-таки держал ее в плену, несмотря на кажущуюся свободу. Ее женское начало, которое прежде всегда было ей подконтрольно, теперь желало властвовать над ней.

Еврейка чувствовала, что сходит с ума. Окружающие заметили, что она изменилась. Спящие с ней в одной комнате служанки жаловались на то, что госпожа стонет и ворочается по ночам. Иной раз она вскакивала с кровати с воплем “Пожар!!!”. Исаак тихо изводился, про себя понимая, что здесь он ничем не может помочь. От предлагаемых им лекарей, знахарок и мудрецов Ревекка отказывалась, понимая, что вряд ли они дадут ей то, к чему так стремится ее сердце.

Намеки отца на необходимость начать выбирать себе достойного мужа, – а претенденты, конечно же, имелись, – девушка отметала, как неуместные.

- Госпожа, – все-таки не умолчал мальчишка – вы изводите себя и совершенно напрасно. Стоит вам только приказать....

– Приказать что?! – еврейка на миг потеряла над собой контроль и закричала в голос! Как ты вообще смеешь?! Кем ты себя возомнил, сопляк?! Шадханом (сводником)?!