В полушаге от любви

— Спасаю вас от очень большой глупости, — невозмутимо ответствовал этот мерзавец, даже не думая отпираться. — Могли бы, между прочим, сказать мне спасибо. Любопытно, и как же далеко вы готовы были пойти?

— Не ваше дело, — отрезала я. — Хотите привить мне твёрдые моральные принципы? Моим родителям, как видите, это не удалось. Полагаете, у вас выйдет лучше?

— Упасите боги! — Лорд Кэмерон отмахнулся так, словно увидел перед собой привидение. — За кого вы меня принимаете?

— Я уже сказала, за кого: за последнего негодяя, — услужливо напомнила я. — И ещё за человека, способного насильно поцеловать девушку при свидетелях.

— Нет, вот этого мне приписать не пытайтесь! — возмутился он. — Никакого насилия тут не было: вы сами нисколько не возражали. И потом, должен же я был отомстить вам за тот случай у кабинета! Вы же не рассчитывали всерьёз, что я вам его спущу?

В его голосе снова звучали насмешливые нотки, и надо было бы очень-очень сильно на него рассердиться. Но, черти его заберите, до чего же ему был к лицу этот белый шейный платок… Многие придворные с этими новомодными платками выглядят так, будто голова начинает расти у них сразу из туловища. А на этом всё смотрится отлично — что шейный платок, что казавшиеся раньше нелепыми длинные брюки, доходящие аж до самых щиколоток…

— Впрочем, не переживайте: я не стану выдвигать против вас обвинение в насильственном поцелуе, — припечатал напоследок Эстли, и уж тут моя тонкая натура не выдержала.

— Браво, прекрасная идея! — Я беззвучно сблизила свои ладони, изображая рукоплескание. — Если хотите выставить себя на посмешище, я буду только рада! Что вы себе позволяете, лорд Эстли? Сначала, аки романтический юноша, залезаете ко мне в окно, теперь это! Вы хоть понимаете, что у меня есть молодой человек?

— В самом деле? Это кто же? Ах, да, видимо, вы имеете в виду барона Лаймона, — хмыкнул лорд Кэмерон. — Простите, я его не учёл. Таких, как он, довольно трудно рассматривать всерьёз.

— «Таких» — это каких? — едко осведомилась я. — Порядочных? Честных? Надёжных?

— Скорее кроликов, — поправил Эстли.

Я опешила.

— Знаете, граф, ход ваших мыслей довольно трудно бывает проследить.

— Знаете, многие девушки охотно заводят себе кроликов, — стал пояснять граф. — Мягких, пушистых, ласковых, тёплых. Они совершенно безотказны и никогда не кусаются. Не выпускают когти и не имеют своего собственного мнения. Их очень приятно брать на руки, тискать и кормить морковкой. Знаете, в чём беда? Кролики очень быстро наскучивают своим хозяйкам. Девушки начинают искать себе новые игрушки и хорошо, если не забывают регулярно кормить своих домашних животных. Иначе последним совсем уж не позавидуешь.

— Очень тонкая метафора. — Мой голос источал яд: слова Эстли отчего-то сильно задели за живое. — Но Дэйвид не кролик, а я не любительница кого-то потискать.

— Неужели вам действительно до сих пор не надоел этот мальчишка? — Мой собеседник как-то недобро прищурился. — Может, мне устроить так, чтобы его перестали пускать во дворец?

— Это ещё зачем? — опешила я. — Вам-то какое дело? Вот что вы за человек такой, а? Вам как будто доставляет удовольствие всем вокруг пакостить!

— Ну, во-первых, по пакостям вы, положим, тоже неплохая мастерица, — не остался в долгу Эстли. — А во-вторых, не пытайтесь меня обмануть. На мой поцелуй вы отвечали вполне охотно. Стало быть, какую-то симпатию вы ко мне всё же испытываете.

— Моя симпатия, — откликнулась я, чеканя слова, — называется «три бокала красного рестонского». Ещё пара бокалов — и я бы воспылала симпатией даже к этому каменному изваянию.

Я небрежно указала рукой на одну из украшавших зал статуй.

— Но не к маркизу, — проницательно отметил граф, чем заслужил крайне неодобрительный взгляд с моей стороны.

— Для симпатии к маркизу понадобилось бы больше, — призналась я. — Скажем… — Я начала мысленно прикидывать, насколько сильно пришлось бы для этого напиться, но быстро махнула рукой. — Нет, герцогский винный погреб опустел бы раньше, — призналась я, чем вызвала звонкий хохот Эстли. — Тише вы! — скривилась я, видя, как в нашу сторону стали оборачиваться.

— Зачем вы вообще стали пить? — осведомился граф, отсмеявшись. — Раз сами признаётесь, что цели воспылать к Дориону нежными чувствами не преследовали.

Я закатила глаза. Что здесь непонятного?!

— А как, по-вашему, я могла споить его, не перебрав за компанию? — ответила я вопросом на вопрос.

К моему удивлению такой ответ не привёл ни к новому взрыву хохота, ни к чтению морали.

— В следующий раз оставьте рестонское своему собутыльнику, а сами пейте «Верскую лозу», — посоветовал Эстли.

— Почему? — удивилась я. — Какая разница, что пить? «Лоза» даже чуть крепче.

— Крепче, — подтвердил граф. — Но у неё есть одна особенность. Она пьянит, но не сразу, а с некоторым опозданием. Поэтому у вас появляются шансы получить от своего собеседника всё, что требуется прежде, чем вы сами утратите способность мыслить и действовать адекватно.

Вот как? Никогда не задумывалась о таком свойстве «Лозы».