В понедельник дела не делаются

В пустом актовом зале УВД на первых рядах вразнобой расселись городские журналисты, человек семь-восемь. Представители газет, радио и муниципального телевидения. Все знали друг друга как облупленные, работали в одном загоне, постоянно приходилось толкаться локтями. Мероприятие носило дежурный характер, никто не снял верхней одежды, в гулком, настоятельно требовавшем ремонта зале было промозгло, из окон сквозило.

Когда кто-то пытался разузнать сверх оглашенных сухих строчек, инспектор штаба отделывалась дежурными отговорками.

– Это составляет тайну следствия.

Вся она была яркая – глаза, коралловое сердечко губ. Из-под воротника форменной рубашки выглядывал изящно завязанный короткий галстучек. Деталь, недавно появившаяся в женской форме одежды, – как в милицейской, так и в армейской.

Вероника Голянкина давным-давно усвоила, что эта говорящая кукла «Барби» в капитанских погонах ни черта не знает, выведывать у неё что-нибудь интересненькое по криминалке – пустое дело.

Быстро записывая тезисы сто раз слышанных, из раза в раз повторяющихся сюжетов, Вероника с ходу приклеивала к каждому запоминающийся хлёсткий заголовок.

«Один повесился, другой околел» – по фактам обнаружения трупов двух мужчин.

«Трубы горят» – про кражу из салона «девятки» бутылки марочного коньяка.

«По городу гуляет озабоченный» – сюжетик про заявленное вчера гр-кой Ф. изнасилование надо дать поразвёрнутей, напомнить, что не ещё поставлена точка в истории про убитого и изнасилованного девятилетнего мальчика.

Голянкина работала журналисткой три года, «Уездное обозрение» было её четвёртой газетой. Начав с заводской многотиражки, обрела себя в «Обозрении». Специального журналистского образования Вероника не имела, как и другого высшего. Раньше она легко к этому относилась, а сейчас, повзрослев, поняла, что корочки нужны. Хотя бы для того, чтобы за глаза, да и в глаза тоже не тыкали недоучкой. Да вот беда, с работой этой чёртовой на учёбу, как и на остальную личную жизнь, катастрофически не хватало времени.

«Уездное обозрение» являло собой в городе печатное издание невиданного раньше типа. Газета не признавала авторитетов, самостоятельно судила о происходящих событиях, не гнула выю[95] перед власть имущими.

Здесь Вероника поняла, что есть сила печатного слова. Через полгода о ней заговорили как о городской акуле пера. Она быстро уразумела, что значит мочить. Ощущение впрыснутого в кровь адреналина стало перманентным. Голянкина воспринимала себя хищницей, идущей по запутанному следу.

Ментовское руководство, осерчав на её колючие публикации, даже лишило газету аккредитации. Удар получился ощутимым, криминалку пипл хавает только в путь. Без ставшего привычным набора ужастиков газета теряла одну из своих составляющих. Но рано мусора мусорянские радовались, юристами они оказались аховыми. Нанятый «Обозрением» зубастый адвокат в две недели добился восстановления статуса кво. По закону аккредитации можно лишиться только через суд за доказанные совершённые серьёзные прегрешения.

Теперь пускают милиционеры Веронику на все прессухи и другие официальные мероприятия как миленькие. А имея доступ в здание УВД, только ленивый останется без информации. Здесь уж в твоих руках. Работай, входи в доверие! Улыбайся налево и направо и копай, бури во всех направлениях. Народу в ментуре работает уйма, под семьсот человек, и все разные. Кто-то от болтливости природной интересное поведает, кто-то от желания с коллегой счёты свести или начальству шпильку подпустить. С некоторыми и флиртовать приходилось. Дальше банального флирта дело не шло. Вероника вовсе не была противницей секса как одного из ключиков к получению информации. Она просто понимала, что размениваться на мелочи в столь деликатном вопросе не стоит. В подобные отношения можно пускаться ради постоянной гарантированно качественной информации. Хотя бы на уровне начальников служб и подразделений, каковых в качестве кандидатов в источники покамест не имелось. На «ура» в милицейской среде шли крепкие горячительные напитки. В редакции были предусмотрены деньги на подобные расходы.

За время работы в «Уездном обозрении» Голянкину полгорода узнало, не меньше. Ей льстило, что напыщенные чиновники, которых она под грецкий орех разделывала, начали буквально шарахаться от неё.

Она завела такую фишку. Через пару дней после очередной острой публикации позвонить её герою, точнее антигерою, и поинтересоваться невинным ангельским голосочком:

– Добрый день, Иван Иванович, это Вероника Голянкина из «Уездного обозрения». Вы не поделитесь с нашими читателями личными впечатлениями от последнего номера газеты?

Реакция различная следовала, и почти всегда – смятение.

Чаще – судорожное рефлекторное бросанье трубки и короткие гудки в мембране. Иногда – яростные матюки. Однажды даже случился вздох обречённый: «Что вы хотите от меня, девушка?».