В понедельник дела не делаются

Водитель врубил магнитофон, из колонок хлынул развесистый «блатняк»:

В «Лазурном» шум и песни,
И там братва гуляет!
И не мешают мусора-а-а!

Ехали не меньше часа. Кассета проиграла в обе стороны. Вероника попыталась запоминать повороты, но очень быстро сбилась. Судя по тому, что скорость машины замедлилась, и её то и дело стало встряхивать на колдобинах, они съехали с шоссе на просёлок.

Рыжий бандит справа от согнутой в три погибели Голянкиной сначала только курил одну за другой. Потом он целеустремлённо полез женщине между ног, раздвигая их. Вероника засопела, попыталась выпрямиться, но татуированный, – судя по всему, главный здесь, – не позволил. Рыжий быстро преодолел её слабое сопротивление. Протиснул потную ладонь между бёдрами, жадно и больно ухватил за лобок, тискать принялся.

– Не на-а-адо… – только на такой слабый протест, на мольбу отважилась Голянкина. – У меня до-очка маленькая…

Она ещё надеялась, что жалость и сострадание присущи этим людям.

– Боб, бля буду, она кончает! Вся хипа у ней насквозь сырая! – возбуждённо заёрзал на сиденье рыжий Горох.

Автомобиль ещё больше сбавил скорость, попереваливался на кочках и встал.

– Приехали! – хрипло сказал водитель. – На курорт!

– Горох, кончай бабу мацать! Открывай ворота! – дал команду с перебитым носом, Боб который.

Через несколько минут «шестёрка» стояла во дворе бревенчатого деревенского дома. Теперь Голянкиной разрешили поднять голову, а немного погодя – и выйти из машины.

Боб, извлекая из багажника тяжёлую красную сумку с надписью «Спартак», предупредил:

– Не вздумай только в догонялки играть! Закопаем нах!

Вероника озиралась затравленно. Двор и огород не выглядели запущенными, виднелись ровные грядки, обложенные по периметру старыми досками. Дальше – шеренга налитых капустных кочанов, перец, наполовину прикрытый плёнкой, пожухлая сырая куча выполотого гороха. Посередине огорода кособочилось чучело-растопыра. На задранной кверху культе его болталась ободранная тушка дохлой вороны. Женщину замутило, она зажала рот ладонью.

– Дыши глубже, парчушка! Воздух-то какой! – как бы невзначай хлопнул её по заду проходивший мимо водила. – Эт те не в городе!

Прибежал на людское шевеленье и разговоры головастый серый котяра, стал ластиться к водителю, об брючину тереться.

– Ах ты, Васька, сука ласковая! Всех ли мышей тута переловил? – бандит присел на корточки, стал скрести пальцами шею коту.

Потом покопался в огромной суме спартаковской, извлёк оттуда литровый пакет молока. Зубами оторвал уголок полиэтилена, налил в тарелку. Полную налил, всклень со щербатыми краями.

– Пей, Васёк!

Кот принялся жадно лакать, неуловимо замелькал его бледно-лиловый язычок.

«Этот… который водитель… хозяин здесь» – Голянкина сделала несложный вывод.

На столе под яблоней парни быстро сгоношили выпить и закусить. В ведро с водой пустили плавать с десяток, не меньше, бутылок «Шуйской Столетней» водки. Закуска преобладала немудрёная, частью – натуральная. Колбаса – варёная и полу-копчёной палка, сыр, сала ражий шмат, помидоры, лук, майонез, курица… – Картофану, что ли, копнуть? – между делом поинтересовался водила. – Успеется, Начальник. Времени – вагон, – отмахнулся кривоносый Боб. – Наливай! Рыжий ножом сковырнул с бутылки алюминиевую винтовую крышку и, не скупясь, набуровил в разнокалиберную тару – в две эмалированные побитые кружки, пластмассовый раздвижной стаканчик и в стакан настоящий гранёный. Поллитровка разлилась за один приём. – Поехали! Чтоб хер стоял и деньги были! – Боб рывком поднял кверху граненый стакан. Веронике рыжий всунул в руку раздвижной стакан игривого жёлтенького цвета. – Не обижай друзей! И заставил, больно тыкая острым краем стаканчика в губы, в несколько приёмов, через судороги, проглотить противную едкую водку. Часть которой разлилось по подбородку и на грудь, но граммов пятьдесят всё равно попало внутрь организма. – Умница дочка! – Боб сорвал с ветки полосатое яблочко и вместе с веточкой, с листом тёмно-зелёным, морщенным, протянул женщине. – Закуси свойским! Никаких пестицидов! Вероника надкусила жесткий яблочный бок, из которого сок брызнул. – Мобилу сюда дай свою, – пальцем сделал подманивающий жест Боб. Голянкина послушно сняла с шеи мобильный телефон, протянула за витой шнурок. Парень рывком взял аппарат, повернул к себе экранчиком и сосредоточенно нажал толстым пальцем с до мяса обгрызенным ногтем на кнопки, издававшие при этом тоненькие писки. – Мужик твой как называется? – спросил он. До Голянкиной не сразу дошёл смысл вопроса. В мозгах, ошпаренных водкой, мысли метались ошарашенные. Наконец она всё-таки поняла, что от неё хотят. – Husband, – сказала отрешенно.

– Ну и где тут «хасбенд» твой ховается? – Бандит просматривал записную книжку. – Ага, нашёлси!

Он вскинул глаза на Веронику, откусил половину яблока. Морщась от кислого, с набитым ртом стал растолковывать.

Хрустко жуя одновременно.

– Шлушай шюда, рашкладушка. Ешть мажа, што мы тебя живой оштавим…