В понедельник дела не делаются

Голянкина судорожно схватилась рукой за край чёрной от времени и влаги столешницы. Её опять мотнуло.

Боб заметил это, ухмыльнулся. Прожевав яблоко, продолжил внятно:

– Подумай, как обставиться, чтобы «хасбенд» твой дня три хипежу не поднимал. С понтом, тя в командировку услали. Бывает у вас в газетёнке такое, что в командировки усылают? А?!

Вероника слабо покачала головой. Газета у них была сугубо местная, никаких командировок в редакции не практиковалось.

– Чё-нибудь другое тогда придумай! В твоих же, бля, интересах!

Голянкина протянула вялую руку за мобильником.

– Скажу, что поехала в Иваново… Решать вопрос с университетом… с поступлением на заочный…

Боб переглянулся с Горохом. Тот вскинул редкую рыжую бровь.

– Проверить он не сможет?! Ну типа родне прозвониться, знакомым там?

– Не-ет.

Кривоносый вложил ей в руку телефон.

– Не дай боже, коза, не по сценарию кукарекнешь!

Будто во сне, с распираемой изнутри чрезмерным давлением головой Вероника нажала на кнопку вызова. Говорила, как ввергнутая в транс сомнамбула.

Юра отреагировал вяло, не удивился ничуть. Сказал: «Пока.

Будь умницей».

Голянкина разочарованно положила телефон на стол. Водила по кличке Начальник оскалился жёлтыми «рандолевыми» зубами.

– Ну, ещё по сто пятьдесят и в люлю?!

Боб притормозил кореша.

– Погодь! Щас Веруха ещё в газетку свою звонок выдаст. Бугорок твой схавает бодягу за Иваново-то?

Голянкина без паузы кивнула.

«Мироныч сразу просечёт, что это ерунда! Посередине недели! Перед газетой! В милицию заявит!»

Горох будто прочёл мысли женщины.

– Слышь ты, бикса, если он в ментуру кинется, мы об этом сразу узнаем. У нас там люди свои имеются. Умирать будешь долго, я те обещаю! И никто тебя не найдёт! А ну, прикинь хорошенько: как бугор твой поведётся? Про дочь не забывай! Сказать, в какой садик ты её на «пятидневку» втулила?

Эдуарду Мироновичу Вероника наговорила про тяжело заболевшую – в Иванове опять же – бабушку. Про острую необходимость её проведать, про то, что она отработает с лихвою.

– Без ножа, Никуш, режешь, – по тону ясно было, что шеф сильно расстроился.

– Конец связи, – сказала Голянкина и отключилась.

Боб с удовольствием курил, кутался в сизых клубах «Мальборо», зубом дырявым цыкал.

– Ну чё, коз-за, базар к те серьёзный имеется. Пошто ты в газетке своей про хороших людей херню всякую пишешь? Зачем на людей гавкаешь? Чё они те сделали?

Вероника молчала. Только сейчас она окончательно поняла причину этого беспредельного наезда. В прошлом номере «Обозрения» прошла её публикация про одного известного коммерсанта с криминальным нарезом. Про директора фирмы «Наяда ЛТД» Катаева Сергея Альбертовича.

Статья называлась «Коммерция на цырлах». Голянкина знала, что она по-настоящему удалась. Злободневная и острая, написанная тоном язвительным, близким к ехидству. Основу материала предоставил генеральный директор крупного городского предприятия, конкурировавшего с «Наядой». Фактура оказалась чрезвычайно заманчивой, уважающий себя журналист отказаться от такой права не имеет. Пару позиций Голянкина пробила по своим милицейским источникам, те подтвердили: оно…

Обычно скупой на похвалу шеф на планёрке поднял вверх большой палец: «Перший сорт!»

– Про каких людей? – для порядка спросила Вероника.

– Тяни давай! – сморщившийся после очередных проглоченных ста граммов Боб кивнул на наполненный до краёв раздвижной стаканчик.

С этого момента для корреспондентки нормальный ход времени остановился, в глицерине вязком время потекло.

Борька Молотков и кенты его, Начальник и Горох (Голянкина напрасно думала, что кликухи у них левые, пацаны уверены были в своей безнаказанности и не шифровались) начали по очереди и группами от двух до трёх человек насиловать Веронику. Перемежая это приятное дело со жратвой и с выпивкой.

Трезветь Голянкиной не давали. Все трое недавно откинулись, изголодались по мохнатке. Через сутки непрерывного кошмара все чувства у Вероники стёрлись. Привычной сделалась боль во влагалище и в разорванном сфинктере. Её с койки на койку перетаскивали как надувную куклу… голую, растрёпанную…

Иногда для развлечения Молотков заставлял её залезать на стол и на всю комнату читать с выражением передовицу «Уездного обозрения» под названием «Коммерция на цырлах».

Ещё её водили в русскую баню, и там снова насиловали в душистом эвкалиптовом пару. Предварительно отхлестав на полке двумя вениками – берёзовым и дубовым.

При всём при этом никто из троих бандитов ни разу её не ударил пальцем. Телевизора в доме не было, по китайскому транзисторному приёмничку слушали «Европу-плюс».

А на третьи сутки, когда Голянкина окончательно утвердилась в мысли, что ужасу этому кончиться не суждено, парни вдруг засобирались. Проспавшийся Начальник отзевал отчаянно, сбегал на улицу, мятую морду под рукомойником, к стволу яблони прилаженным, ополоснул. Вернулся вприпрыжку, «рандолевыми» зубами клацая.

– Братва, там заморозки на почве!

Молотков хотел было ещё разок, на поход, присунуть Веронике, повертел её, но не возбудился – за двое с лишним суток женщина потеряла товарный вид.