В понедельник дела не делаются

Маштаков с дядей Вадей подъехали первыми. Встали так, чтобы наблюдать за всеми возможными путями подъезда. Через дорогу был мотодром, на котором шли приготовления к каким-то большим соревнованиям. Туда стягивались болельщики. Не как раньше, когда на мотобол полгорода съезжалось и сходилось, но все равно достаточно много. Милиция привычно готовилась к охране общественного порядка. Прошли двое участковых. Один вёл за руку ребенка. Поздоровались. Шёл жизнерадостный завгар УВД капитан Огурцов, пыхтящий и тучный. Когда он был дознавателем, он никак не мог усвоить правильное написание слова «коридор». Варианты его были: «колидор» и «каредор». «Вот ведь слово какое заковыристое, а на вид простое, – размышлял Миха. – Сейчас и прокурорские следователи некоторые, ребята молодые, с высшим образованием, упорно пишут “корридор”… Испанским звучаньем наполняя как бы. Коррида, матадор!» Маштаков вышел из машины, дружелюбно поздоровался с завгаром. Обменялись дежурными вопросами о здоровье и настроении. – Как отдыхается, Михал Николаич? – Отдыхать – не работать, Пал Петрович! Михе показалось, что Огурцов с интересом покосился на его недельную щетину. Хотя вряд ли. Мужик он простой, без второго дна. С деньгами была напряжёнка. Маштаков был пустой, как барабан, и уже должен триста рублей. Отпускные сулили в лучшем случае к концу сентября. А обычно состоятельный дядя Вадя поиздержался после оптовой закупки муки в Рязани, которой запасся на всю зиму. На последние подкожные рубли он купил две пачки «явского» «Беломора» и по Михиной просьбе бутылку пива. Хватило у него на самое дешевое «жигулевское». Сто лет Миха такого не пил. – А «Беломор» почему? – спросил он у другана. Обычно тот курил сигареты. «Золотую Яву» – в последнее время. – А папиросы дешевле и курятся медленнее. А то – одну за одной. Раз – и пачки нет, – логично объяснил Вадик. «Коммерческая жилка в нём всё-таки развивается!»

Ключом Маштаков открыл бутылку. Пробка улетела далеко в траву, под ракитовый куст. Зашипела, как перекись водорода, пена, но дальше горлышка не пошла. Миха сделал хороший, на треть бутылки глоток. В предчувствии скорого, пускай и небольшого похорошения. Пиво попалось как пиво, тёплое… Маштаков отхлебнул ещё раз, облив при этом подбородок.

Дядя Вадя вертел лохматой головой, выглядывая запаздывающий «Форд».

Утром по телефону Аркадьич долго объяснял Маштакову цвет иномарки.

«Розовый такой!» – определился он.

Миха подумал тогда, что в жизни не видал розовых авто. Да и наших машин тоже. В его понимании подобный колер прочно ассоциировался с нежным цветом детских фланелевых пеленок.

У Дашки были такие в своё время.

– Ну где они? Где? – настойчиво талдычил Вадик.

Имея в виду, конечно, запропастившихся комбатантов, а не пеленки.

Маштаков пожал плечами. Подбородок у него мокрый, но ему влом было утираться. Он умиротворенно откинулся на спинку сиденья.

Лет пять назад Миха прочитал в «Комсомолке», что пиво является лучшим транквилизатором.

Пустую бутылку он выставил через порожек на асфальт. Если бы не обтекавшие с обеих сторон автомобиля людские потоки, жаждавшие мотодейства, он бы забросил её в кусты. Летя по кривой недалекой параболе, она бы кувыркалась, бликуя на неярком солнце.

– Может, мы не туда приехали? – предположил Маштаков.

Перед ним в специальной подставке – ополовиненная пачка сигарет и одноразовая пластмассовая зажигалка. Он закурил, сильно затянулся, ускоряя и усиливая действие всасывавшегося в кровь некрепкого алкоголя.

Дядя Вадя вслух убеждал себя, что не туда встать они никак не могли.

– Вот – выезд из города. Вон – магазин «Украйна»!

Магазин принадлежал крутой коммерсантке Завгородней.

В девяносто пятом его спалили почти дотла. По факту поджога возбуждалось уголовное дело. По сто сорок девятой старого УК РСФСР[104]. Завгородняя, баллотировавшаяся тогда в депутаты горсовета, набрала на поджоге порядочно очков. Вопила о таинственных тёмных силах, сводящих с ней счеты. Маштаков так и не понял, кого она имела в виду – конкурентов, бандитов или инопланетян. Гуминоидов, как Миша Евдокимов не скажет…

Следствию купчиха только мешала. Не позволяла приблизиться к причинам происшедшего. Пряталась за отговорками: «Все равно правды не добьешься, все вы одной веревкой повязаны».

Сейчас она тщилась пролезть уже в Госдуму. В официальных данных о своих доходах за прошлый год без колебаний указала – 3506 рублей.

Меньше трех сотен в месяц! Меньше минимальной пенсии!

Когда Миха узрел это в газетке, то предложил Титу с Андрейкой Рязанцевым скинуться Ангелине Николаевне на гарнир.

На заседаниях горсовета Завгородняя появлялась в голубой норковой шубе за две тысячи «баксов». В золоте и брюликах, как цековская елка. Её коттедж, выложенный из великолепного красного кирпича, превосходил размерами здание городского суда.