– Понима-аешь, Ва-аськ, по-моему, пленум Верховного Суда был по такому вопросу. Что нельзя судить за укрывательство без основного преступления. Вроде как принадлежность без вещи получается, ёлки-палки…
Но Кораблёв Саша категорично перебил нытика Винниченко:
– Ну чего ты парню руки отбиваешь?! Пле-энум! Если ссылаешься, покажи конкретно, где написано! У него – два прямых очевидца убийства, косвенных – несколько, труп в наличии.
Чего еще надо?!
Энергичный и фартовый Кораблёв внушал Максимову больше доверия, чем Винниченко, которому постоянно доставалось от начальства. И это несмотря на то, что Борис Сергеевич имел куда больший стаж следственной работы, чем Кораблёв.
Теперь, когда Фадеев дал свои «чистосердечные» показания, выходило, что дело надо направлять в облсуд. За год работы у Максимова в производстве не было дел областной подсудности, но он видел со стороны, как маялись Кораблёв и Винниченко, сдавая дела подобной категории. Обвинительные заключения по ним утверждались заместителем прокурора области.
Запросы областного суда по качеству расследования разнились с требованиями обычного районного суда как небо и земля.
Да ещё потом, когда дела слушались по существу, на плечи следователя ложилась организационная работа по вызову свидетелей и доставке их в губернию, за семьдесят километров. Областная прокуратура и областной суд загружали следователя несвойственными функциями: «Вызови к завтрему того, обеспечь после обеда явку сего». Никто не задумывался, что следователь служебного транспорта не имеет, рассчитывать может только на общественный или на личный (как Кораблёв), и что в производстве у него другие дела (пять-семь-девять), в зависимости от ситуации и сезона охоты. Задачу усложняло то, что свидетели, как правило, были людьми безденежными, обитали на самом дне.
Судьи облсуда были въедливы и капризны, как принцесса на горошине. Придирались к каждой печатной буковке.
По весне Кораблёв получил из областного суда на допрасследование дело по обвинению женщины, совершившей в притоне на проспекте Ленина двойное убийство. Их чести, судье уголовной коллегии Горбушкину стало непонятно, каким это макаром по заключению трасологической экспертизы повреждения на одежде убитых образовались в результате вырезания ножницами. Судья так и не пожелал уразуметь предельно простой вещи. Хотя Кораблёв два раза, бросив всё, гонял к нему, и с пеной у рта доказывал, что просто-напросто в запарке ошибся с последовательностью назначения экспертиз.
Сперва он направил шмотки на биологию, где эксперты обстригли кровавые каёмки вокруг пробитых ножом дырок, а потом поврежденные уже вещи отдал на трасологию. По сути, бессмысленно отдал, получив потом пустое заключение, которое он даже не стал приводить в перечне доказательств в обвинительном заключении.
Правда, прокурор области принёс протест на определение суда о возвращении дела для дополнительного расследования, и Верховный суд перестраховочное решение отменил, но Максимов видел, сколько сил и нервов отняла борьба у Александра Михайловича.
Когда Василий представлял, что такие же злоключения придётся пережить и ему, у него холодели конечности. Собравшись с духом, он отважился посоветоваться с прокурором, которого из-за министерского вида побаивался.
Трель, как водится, торопился по государственным делам. Несколько раз, пока Максимов докладывал, морщась, поглядывал на швейцарский хронометр.
Проблемы подчинённого, судя по оставшимся тоскливыми глазам, его не проняли.
– Чего ты нюни распустил? Ты мне заканчивай давай поскорее дело! В суд направляй! И на продленье сроков следствия не надейся. Вся банда у тебя в сборе! Чего тебе ещё надо?
Оптимизм надзирающего прокурора не развеял сомнений следователя. Несмотря на молодость и микроскопический срок работы Максимов понимал, что начальник его в следствии не волокёт.
Мужики говорили, что сам он ни одного дела в жизни не расследовал. Был цивилистом.
Максимов толкнулся к Виктору Петровичу Коваленко, который с недавних пор прокурорским следствием не руководил.
Причины этого Василий не знал, но догадывался, что между прокурором и замом чёрная кошка пробежала.
У Коваленко в кабинете, несмотря на включенный электрообогреватель, было холодно. Максимов зябко передёрнул плечами.
– Как вы работаете в таком холодильнике, Виктор Петрович? – сказал он вместо «здрасьте».
Максимову показалось, что вместе со словами изо рта у него вырвался пар.
Заместитель прокурора, экипированный в толстый свитер с горлом, шмыгнул баклажанного цвета носом. Его знаменитая оранжерея стояла на подоконнике иззябшаяся. Кадка с экзотическим лимонным деревом ютилась в углу за креслом, составленная на пол.
Максимов с опаской опустился ягодицами на холодное пластмассовое сиденье стула.
– С чем… кхм… пожаловал, Василь Сергеич? – спросил Коваленко не очень дружелюбно, мокро подкашлянув при этом.
Василий, помогая себе жестикуляцией, в очередной раз пересказал сложившуюся ситуацию.