В понедельник дела не делаются

– Адреса не знаю, а как дойти объясню. Она тут рядом живёт, в желтых двухэтажках. Чехова перейдёте, третий дом вглубь по правому… да, по правому ряду. Первый этаж, середняя дверь.

Вторая, что ли, квартира…

– Как фамилия сменщицы?

– Тамарке-то? Плетнёва была…

– Спасибо большое, Евгения. По вечерам Тамара дома? Застанем мы её сейчас?

– Куда ж она денется от двоих своих спиногрызов? Один совсем маленький…

Тамара Плетнёва открыла дверь, не спросив кто там, и испуганно ойкнула, увидев на пороге двух незнакомых мужиков.

Торопливо сжала на груди ворот ситцевого халатика, надетого на голое тело.

– Милиция, – успокоил её Маштаков, демонстрируя удостоверение в раскрытом виде. – Вы ведь Тамара Плетнёва?

– Да-а. А что случилось?

– К вам несколько вопросов. Разрешите войти?

– Пожалуйста. Только у меня неубрано. Бардак у меня. Проходите на кухню.

Закрывая входную дверь, Тамара высунулась в подъезд.

Маштаков заметил её беспокойство.

– Ждёте кого-то?

– Да Серёжка, паршивец, загулялся… Сказала, чтоб в девять был дома… За уроки ещё не брался… На улице темнотища какая…

– Где он под дождём может гулять?

– Они в подъезде в седьмом доме, поди, сидят.

– Седьмой дом это который?

– А вон – угловой, через двор! – Тамара показала в окошко.

– Понял где? – Миха обернулся к Рязанцеву. – Иди, Андрей, приведи пацана, пока мы тут переговорим.

На кухоньке, давно требующей ремонта, на двухконфорочной плите в баке кипятилось постельное бельё.

– Стираться затеяла, – словно оправдывалась хозяйка.

Протерев полотенцем сиденье, она поставила перед Маштаковым табурет.

            – Присяживайтесь.

Миха присел и с выходом из-за печки подобрался к интересующему его вопросу. Про человека, который за десять штук будто бы приглашал её сниматься в кино.

Реакция женщины оказалась предсказуемой. Она всплеснула руками, ужасаясь.

– Го-осподи! Ребёночка за что казнили?!

И сразу метнулась в прихожую.

– Мой-то поросенок где потерялся?

– Тамар, не суетись, сейчас товарищ лейтенант его доставит, – Маштаков вложил во фразу максимум убедительности.

Хозяйка вернулась, стала вспоминать.

– Да ничего такого особенного не было. На той неделе… Да, на той подходит один пьяненький… Купил две сигареты россыпью… Хороших каких-то, импортных взял… «Мальборо»? Не вспомню… Потом спрашивает: «Женщина, вы не хотите в кино сниматься? Гонорар – тысяча рублей за съёмочный день». Я ему сразу: «Голой, что ли?» В смысле сниматься, что ли, голой…

Он головой замотал: «Нет, одетой». И не уходит. Ну а я ему: «Вали давай, ты полтинник наскреби по карманам сперва, а потом уж тыщи сули». Он ногами посучил и ушёл. И всё. В прихожей стукнула дверь. – Серёжа, это ты? – крикнула женщина. – Я, мам. – Ну я с тобой потом без свидетелей разберусь, – пообещала Тамара и обернулась к Михе. – Больше ничего я не знаю. Теперь, после возвращения домой ребёнка, успокоившаяся, она тоже присела в уголок. Не обращая внимания на разъехавшиеся полы халатика. Маштаков спешно подвинулся вместе с табуретом к столу, чтобы хозяйкины белые ляжки вышли из сектора его обзора. – Опиши его, Тамара, поподробнее. Этого кинорежиссёра. – Да я и видела его две минуты… Ну плюгавенький такой, тощий, лохматый… В смысле, давно не стриженный… Молодой, лет тридцать или чуть меньше… Одет… не вспомню как одет… чего-то по сезону… рубашка, брюки… – Ты его раньше не видела? – Как не видела? Он на нашей остановке пьяный спит постоянно. Миха чуть с табурета не упал. – Чего ж ты молчишь, мать?! – Так вы не спрашиваете… Вот спросили, я и ответила… – Ну-ну-ну! Дальше что? – Он на «девятку» садится… На автобус, который на «Рассвет» ходит… На него ещё ваши менты, милиционеры то есть, постоянно протоколы составляют… Нас в свидетели записывали. – Какие милиционеры? Из «пэпээс»? – не выдержал навалившийся Маштакову на спину Рязанцев. Тамара пожала плечами: – Не знаю уж из какого «пээс»… Милиционеры в форме, с палками, двое… Они постоянно по Чехова ходят. И по Зое тоже. Как же их? Толик и Слава… Они у меня часто сигареты покупают и лимонад. Молодые мальчишки. – Тама-а-ара, – Маштаков торопливо чирикал в блокноте карандашом, – только верность присяге останавливает меня от того, чтобы немедленно заключить тебя в свои объятия! – Это чего ещё? Глупости какие! – женщина засмущалась.