В потемках

Пора было привыкать к темноте, учиться отыскивать дорогу на ощупь. Через полгода собор будет погребен под автомобилями. Ивоун пустился в свой первый ночной поход. Полной темноты, какая наступит потом, еще не было. Хотя и призрачный свет луны давал представление о расположении колонн, позволял различить контур храмовых сводов, указывал проходы между скамьями…

Ивоун и на этот раз не уловил момента, когда зазвучал орган. Уже поднимаясь по ступеням на северную галерею, он вдруг испытал болезненное и одновременно радостное чувство. Лишь немного спустя разгадал причину своего состояния — Дьела исполняла «Короткую мессу». Он прислонился к колонне и стоял не шевелясь. Собор наполняли звуки, в представлении Ивоуна музыка неожиданно слилась с лунным светом, приникающим через оконные переплеты.

Посторонние звуки, похожие на шепот, отвлекли его. Ивоун напряг слух.

— Не беспокойся ни о чем. Пусть только посмеет, — донеслись негромкие слова. Он узнал голос Пловы.

— Он отчаянный, на все способен, — прошептал Ахаз.

— Никакой он не отчаянный. Трус, — заверила Плова.

Они прятались за колоннадой северной галереи. Место, п впрямь, было укромное: не всякий догадается, что позади мраморных изваяний есть свободное пространство.

— А здоровье вернется. Мы еще так заживем, — убеждала Плова.

— Да, да, — согласился Ахаз. — Я точно заново родился.

— Ни о чем не думай, я все сделаю сама. Пораньше разбужу Брила, свяжемся с вертолетчиком. Никто и знать не будет. Брил не выдаст. — Горячий шепот Пловы обвораживал несчастного старика. Не так уж трудно было соблазнить его.

Дьела кончила играть. Ее шаги прозвучали на другой стороне галереи. Ивоун выждал немного и тихонько проскользнул мимо колоннады. Ему не хотелось, чтобы его услышали Плова с Ахазом.

Должно быть, небо заволокло облаками — лунный свет померк, недавно еще озаренные витражи поблекли. Тьма в храме сделалась почти осязаемо густой. Интересно, как будет выглядеть внутренность собора, когда свет извне вовсе перестанет попадать в окна?

Ждать этого недолго.

Мраморные полуколонны — скульптуры апостолов выстроились вдоль северного нефа. Беля не знать, что они изображают, сейчас невозможно и догадаться, что это скульптуры. Но Ивоун знал, и потому видел даже в темноте: печально наклоненную голову ближнего святого, его руки, скрещенные на груди. — впечатляющий жест скорби. Если эта способность видеть в темноте сохранится, Ивоун будет счастлив. Жить и окружении молчаливых изваяний ему представлялось счастьем. Во всяком случае, такая жизнь устраивала его гораздо больше, чем сытое прозябание наверху среди автомобильного рая и деловой сутолоки.

Вниз он спустился по той же лестнице, где недавно прошла Дьела. Ему вообразилось, что он уловил нежный запах волос, оставленный ею, услышал ее легкую поступь, увидел, как она на ходу разминала свои натруженные пальцы.

Откуда она взялась? Почему его так влечет к ней? Нет, разумеется, он ни за что никогда ни словом, ни намеком не выдаст своего чувства. Да его чувство вовсе не требует близости. Она ведь и похожа на одну из мадонн.

Ивоун пробирался между рядами неподвижных каменных скамей — они сохранились только в восточном приделе — перед ним возникла фигура человека, внезапно, точно призрак. Ивоун не испугался, даже не вздрогнул: по силуэту он мгновенно узнал Щекота.

— Это ты, старик?

Называя его стариком, Щекот вовсе не видел в этом слове ничего обидного, может быть, приравнивал его слову дедушка на языке южан.

— Да, это я, — на языке Щекота ответил Ивоун.

Тот с радостью перешел на родное наречие.

— Я давно поджидаю тебя, дедушка.

Выходит, Ивоун не ошибся.

— Эта икона, она в самом деле стоит двести пятьдесят лепт?

Ивоун разглядел в руках Щекота темную доску.

— Я же говорил.

— Я верю тебе. Но дадут ли за нее такие деньги теперь? Я хочу уйти отсюда. Один. Другие не решаются. Ночью, когда затихнет. Вернусь к себе в горы. У меня нет денег даже на билет.

Вот оно что. Ивоуну захотелось помочь парню.

— За нее дадут больше. Заплатят целую тысячу. Если будут знать наверняка, что она из храма. Месяц назад за нее не дали бы даже своей цены, а теперь все изменилось. За нее дадут больше тысячи. Нужно только доказать, что она взята из храма. Ведь таких копии десятки. Их не отличишь одну от другой… Вот что, — пришло в голову Ивоуну, — я черкну записку к знакомому антиквару. И распишусь на обороте копии. Он мою руку знает, и поверит. Он заплатит тебе тысячу лепт.

— А в полицию не звякнет?

— Нет. Он не из таких.

ГЛАВА ШЕСТАЯ