Когда «наверху» — так теперь стали называть остальной мир обитатели собора — узнали, что среди случайных узников находится журналист Силс Сколт, ему тотчас предложили выступить по радио. Сколт отказался.
— Ух, дали бы мне слово. Я бы им такое сказал.
— Ты бы сказал, — поддразнила Плова своего жениха. — Ты же десяти слов не свяжешь.
— А они и не стоят десяти слов. Хватит двух — сволочи и проститутки.
— Подумаешь новость. Им про это сто раз говорили.
Все эти дни — замечал Ивоун — отношения между Пловой и ее женихом накалялись. От ревности Калий готов лезть на стену. Однако Щекот не повинен в этом. У Калия появился неожиданный соперник — старичок Ахаз. Девушка любезничала теперь только с ним.
Курс акций сообщали по радио ежедневно. Ахаз и впрямь вот-вот должен стать миллионером. Но Ахаз не доверял биржевым сводкам и вел собственную бухгалтерию.
— Опять надул! — возмущался он по вечерам и приставал к Брилу, чтобы тот передал наверх о нечестных махинациях компании автокладбищ, о том, что они присваивают часть барыша, надувают держателей акций. По его собственному расчету, он уже давно миллионер.
Несчастному старичку сочувствовала одна Плова.
Старушка Урия совсем зачахла. Она страдала от ревности и зависти одновременно. Никак не могла она простить себе, что в свое время не послушалась Ахаза, не приобрела выгодных акций. Ежедневные усердные молитвы не приносили ей облегчения.
В этот день узникам блеснула надежда. Один из пилотов обслуживающих вертолет телевидения, вызвался зависнуть над шпилем собора, спустить веревочную лестницу, принять на борт пассажиров и снова взмыть на безопасную высоту. По его расчету на всю операцию хватит пятнадцати минут. Нужно, чтобы на это время перестали сбрасывать автомобили с двух ближних стрел. С конторой автокладбищ он договорился. Те заломили десять тысяч. Да еще пять тысяч нужно будет заплатить за эксплуатацию вертолета. Итого — тридцать.
— Почему тридцать? — изумилась тетушка Урия. — Сам же сказал: десять и пять.
— Что же он станет рисковать задарма? — объяснил Калий непонятливой старушке.
— Живодер! — возмутилась та. — Где нам взять столько?
— Где взять? А то не знаешь, где? Миллионер — рядом, — показал Калий на Ахаза. — Очнись, — потряс он старичка за плечо.
— Слышал? Есть возможность спастись. Подписывай чек на тридцать тысяч, и дело в шляпе. Передавай. — велел он Брнлу, — пусть готовится лететь. Чек будет.
— Постой, постой, — встрепенулся Ахаз. Смысл слов племянника наконец, дошел до него. — Чужими деньгами легко распоряжаться.
— Так ведь ты же сгниешь здесь со своим миллионом, идиот старый.
— Не твое дело, — заступилась за Ахаза Плова. — Не твой миллион.
— Будто твой? — окрысилась на нее Урия.
— Не мой — его. — Плова положила руку на плечо старика.
— У меня вот и весь капитал. — вывернул свои карманы Щекот.
— Черт с ними, с деньгами. Вот моя доля, — вытащил Калий чек, подписанный тетушкой Урией.
— Маловато, — покачал головой Сколт.
— Пусть тетушка внесет свою долю. С тебя четыре с половиной.
— С ума спятил, — отшатнулась та от Калия.
Однако упрямилась недолго. Поразмыслив, согласилась внести свой пай.
— Итого четырнадцать с половиной. Недостает пятнадцати с половиной. — подытожил Сколт. — Сколько у нас сбережений? — обернулся он к Дьеле.
До поездки было шесть. Осталось пять…
— Маловато.
— По контракту мне обязаны заплатить за выступление. Оно сорвалось не по моей вине, — вспомнила Дьела. — Еще тысяча.
— Одним словом так. — решил Сколт. — Передайте наверх: я согласен выступить по радио, если заплатят девять тысяч. Думаю, что они согласятся.
Начали переговоры с вертолетчиком всерьез.
— На борт могу взять только двоих, — ошарашил их пилот. — Вертолет двухместный. На большом никто не рискнет зависнуть.
Несколько минут длилось молчание.
— Что вы замолчали? Согласны? — добивался ответа вертолетчик.
Сколт взял микрофон из рук Брила.
— Мое имя Силс Сколт. Сейчас у меня нет таких денег, но я обязуюсь выплатить сто двадцать тысяч за все четыре рейса в течение трех лет, — сказал он.
— Я слышал ваше имя и верю вам, — ответил летчик. — Но пойти на сделку не могу. Половину суммы я должен выплатить компании. А они не станут ждать три года.
Беспокойный день кончился. За стенами собора стихло. Лишь иногда слабо проносился отдаленный гул пролетающих в вышине самолетов. Опять над старым городом взошла луна, блекло озарив оконные витражи, с неразличимыми в ее свете изображениями евангельских сцен.
Ивоун знал, что ему предстоит бессонная ночь. Он переволновался вместе со всеми. Пока эти люди находятся здесь, ему не видать покоя. Их тревоги и заботы не позволят ему выбрать время, чтобы начат: осмотр храма. Последний осмотр! Для себя. Ведь скоро наступят потемки, и ему останутся одни воспоминания.