— Правда? Мне самой кажется, я становлюсь другой, меняюсь.
— По-моему, к лучшему. Жаль только…
Он хотел сказать: жаль только, что для этого потребовалось столь много пережить и что другая, обновленная, Плова, возможность которой лишь приоткрылась, навсегда будет похоронена на дне автомобильного кладбища.
Он попытался объяснить ей это.
— Да, да, — тотчас согласилась Плова, у нее вдруг объявилась способность понимать с полуслова. — Наверху я жила в каком-то кисельном тумане, не задумываясь ни о чем. Как мне противно все это теперь… У всех на уме одного сорта штучки. Все хотят только одного. Я и стала такой, как они хотели. А что мне оставалось? Попробуй не стать — заставят. Да там иначе и не выживешь. Слышала — есть другие, живут и думают по-другому, верила и не верила — считала: притворяются. Да и как поверишь, когда там, наверху, их и в глаза не видела. А тут сразу ты и… Брил.
— Этот чудак изобретатель!
— Он смотрит на меня совсем иначе. Так никто еще не смотрел. Сначала мне было смешно. Он, точно ребенок, ничего не замечает Да ведь этот жеребец все выложит ему. И Брил поверит. Да и как не поверить, если все правда Да только сколько же это может продолжаться?! Не хочу оставаться такой. Что мне делать?
Даже безгрешному Брилу нашлось, в чем покаяться. Верно, будь Ивоун священником, он с легким сердцем отпустил бы ему этот грех.
Брил так же не поленился, взобрался чуть ли не на самый верх. Он неуклюже шагал по витой лестнице, ступая сразу через две, а то и три ступени. Идти таким манером было неудобно, потому что ему каждый раз приходилось ставить ногу на скошенную часть ступени. По своему обыкновению Брил был погружен в себя, что-то бормотал и едва даже не позабыл, зачем шел, чуть было не разминулся с Ивоуном, который нарочно прижался к стене, чтобы пропустить изобретателя. Ивоун только про себя подивился: «Чего ему понадобилось наверху?»
— О! Кажется, я вас и искал, — сразу сознался Брил. — Вот только убей меня на месте, не помню зачем. Ну да это после, само вспомнится, — заговорил он с живостью. — Вы знаете, я кажется понял, почему они строили такие тесные и витые лестницы — так легче обороняться малыми силами. Вот смотрите…
Он, раскорячив свои сильные ноги, встал в позу, в какую по его мнению должен становиться воин.
— Здесь у меня щит, — показал он на свою левую руку, — а здесь меч. Сколько бы не напирало снизу, хоть целое войско — сражаться можно только один на один. И у того, кто наверху — преимущество. Вот встаньте против меня, не так, не так, — поправил он Ивоуна. — Левую руку вперед — в ней щит. Теперь попробуйте достать меня мечом — он у вас в правой руке.
В самом деле не так-то просто дотянуться. Ивоун живо вообразит эту сцену воин — против воина. Тому, который осаждает, — не просто. Пусть даже снизу напирает целая рота, помочь остальные ему ничем не могут, будут только мешать.
— Вспомнил, — обрадовался Брил. — Я искал вас вовсе не за этим. Мне хотелось поговорить…
Они оба спускались теперь вниз. Брил чуть приотстал. Ивоун все время слышал его дыхание у себя над головой. Непослушные шаги изобретателя никак не хотели ступать на каждую ступеньку, подчиняться скосу лестничного витка, он норовил перешагивать сразу несколько и постоянно оступался, раскидывал в стороны руки, хватался за шершавые окаты каменной стены.
«Если этот верзила упадет, он задавит меня», — подумал Ивоун.
Они благополучно миновали четыре витка, близко внизу под ними забрезжил свет, попадающий на лестницу сквозь щель очередной бойницы. Через нее же снаружи приносились крики стрижей, чем-то сильно обеспокоенных. Пахнуло свежим воздухом, пахнущим птичьим пометом. Стрижиными гнездами были облеплены все амбразуры.
Беспрерывный грохот автомобильного кладбища проникал сюда приглушенно. Да слух к нему давно уже привык, не замечал, ловя на его фоне посторонние звуки. Ивоуну почудилось кошачье мяуканье.
«Откуда взялась кошка?»
— Меня почему-то все считают простаком. Я привык к этому еще со школы. Говорят, я непрактичен и совсем ничего не смыслю в быту. Я ни на кого никогда не обижался — пусть думают, как нравится. Только ведь я вовсе не такой наивный, как все полагают. Мне просто не интересно вникать в мелочи, а замечать я все замечаю и все сознаю.
Ивоун слушал, еще не догадываясь, к чему клонит Брил, что означает это признание. Честно говоря, он в сам считал Брила человеком со странностями, чудаком.
— Вы ведь и сами так думаете. — продолжал Брил.
Ивоун едва не оступился, услышав это.
— Признаюсь: да, — сказал он в полной растерянности.
— А ведь и вас тоже считают чудаком.
Ивоун негромко рассмеялся, и Брил проговорил, угадав его мысли:
— Вот видите, вы тоже об этом знаете.
«Оказалось, что мы способны понимать друг друга без слов».