В присутствии врага

— Как ты можешь это оспаривать? Вспомни, как с пеной у рта твоя газетка кричала о Синклере Ларсни.

— Потому что данная ситуация ни в малейшей степени не напоминает случай Профьюмо. Да, дело Ларсни выставило правительство в идиотском виде с точки зрения приверженности к основополагающим британским ценностям, но маловероятно, что из-за этого правительство на самом деле падет. Этого не произойдет ни из-за Ларсни, ни из-за тебя. Это всего лишь сексуальные грешки. Речь не идет, скажем, о члене парламента, который лгал бы парламенту. В дело не замешаны русские шпионы. Так что это не тот сюжет. Это имеет личную направленность. Против тебя и твоей карьеры. И ты должна это понять.

Говоря, он порывисто протянул к ней руку через стол, и его пальцы сомкнулись на ее запястье. Она чувствовала жар его ладони, он быстро пробежал по телу и обжег горло.

— Убери свою руку, пожалуйста, — попросила она, глядя мимо него. И, поскольку он продолжал держать ее за руку, вновь посмотрела на него. — Дэнис, я сказала…

— Я слышал, что ты сказала, — проговорил он, не двигаясь. — Почему ты меня так ненавидишь?

— Не говори глупостей. Чтобы ненавидеть тебя, я должна была бы тратить время на то, чтобы думать о тебе. А я этого не делаю.

— Ты говоришь неправду.

— А ты занимаешься самообольщением. Убери руку, не то я оболью ее кофе.

— Я предлагал тебе жениться. Ты отказалась.

— Не надо пересказывать мне мою биографию. Она мне и без того хорошо известна.

— Значит, это не из-за того, что мы не поженились. Тогда, скорее всего, потому что ты с самого начала знала, что я не люблю тебя. Это оскорбляло твои пуританские принципы? И все еще оскорбляет. Обидно знать, что ты была для меня лишь мимолетной интрижкой? Что спала с мужчиной, который хотел только одного — переспать с тобой? Или, может быть, сам акт был меньшей обидой, чем сопутствующее ему наслаждение? Наслаждение, которое ты испытывала. То, что его испытывал я, само собой разумеется, это подтверждается фактом существования Шарлотты.

Ей захотелось ударить его. Не будь они в таком людном месте, она бы так и сделала. Руки чесались влепить ему увесистую пощечину.

— Я презираю тебя, — сказала она.

Он убрал руку.

— За какое из прегрешений? За то, что задел тебя тогда? Или сейчас?

— Ты не задеваешь меня. И никогда не задевал.

— Самообольщение, Ив. Разве это не твое любимое словечко?

— Да как ты смеешь?

— Смею — что? Говорить правду? Что было между нами, то было. И нам обоим это нравилось. Не надо переписывать историю потому, что ты бы предпочла, чтобы этого не было. И не надо ругать меня за то, что напомнил тебе о единственном, может быть, за всю твою жизнь счастливом времени.

Она оттолкнула свою чашку с кофе на середину стола. Угадав ее намерение, он успел вскочить на ноги. Бросив десятифунтовую бумажку рядом со своим бокалом «Перье», он сказал:

— Этот тип хочет, чтобы статья пошла в завтрашнем номере и чтобы на первой странице. Все, от начала до конца. Я готов ее написать. Я смогу задержать выпуск до девяти часов. Если решишь отнестись к этому серьезно, ты знаешь, где меня найти.

— Твое раздутое самомнение всегда было самой непривлекательной твоей чертой, Дэнис.

— А твоей — желание во что бы то ни стало оставить за собой последнее слово. Но в данном случае ты не сможешь стать хозяйкой положения. И было бы очень хорошо, если бы ты поняла это вовремя. В конце концов, на карту поставлена еще одна жизнь. Кроме твоей собственной.

Он повернулся и вышел из зала.

Она обнаружила, что мышцы шеи и плеч у нее задеревенели. Она размяла их пальцами. Все, абсолютно все, что она так презирала в мужчинах, нашло свое воплощение в Дэнисе Лаксфорде, и эта встреча только укрепила ее в таком мнении. Но она не смогла бы вскарабкаться до высоты своего теперешнего положения, если бы не умела противостоять попыткам мужчины взять над ней верх. И сейчас она также не намерена капитулировать. Он может пытаться манипулировать ею, подсовывая фальшивые записки от мнимых похитителей, пересказывая лживые фиктивные телефонные звонки, устраивая лживые демонстрации еще более лживой отцовской заботы. Он может пытаться воздействовать на ее материнский инстинкт, который, по очевидному его убеждению, изначально присущ женской природе. Он может разыгрывать возмущение, искреннее беспокойство или политическую дальновидность. Но ничто не может заслонить тот простой факт, что «Сорс» за те полгода, что ею руководит Дэнис Лаксфорд, сделала все, что в ее мерзких силах, чтобы унизить правительство, действуя на руку оппозиции. Она знает это так же хорошо, как любой другой, умеющий читать. И Лаксфорд смеет рассчитывать, что только потому, что ему удалось втянуть в это дело ее дочь, Ив Боуин будет стоять перед публикой, признаваясь в прошлых грехах, разрушать собственную карьеру и тем самым позволит, чтобы еще один гнусный тип прорвался к тому позорному столбу, к которому пресса намеревается пригвоздить правительство… Большей нелепости трудно и придумать.