В присутствии врага

Но не таким человеком был Алекс, чтобы этого не касаться. Он не достиг бы своего положения в бизнесе, если бы уклонялся от дел, уступая другим право планировать стратегию и выигрывать сражения. Проведя бессонную ночь после исчезновения Шарли, лежа в постели, глядя в потолок и перебирая в уме один план за другим — которые, он был уверен, приведут к ее благополучному возвращению — вчера, по настоянию Ив и для ее спокойствия, он согласился поехать на работу, чтобы сохранить видимость нормального положения вещей, в чем, вероятно, она была крайне заинтересована. Но к девяти вечера его терпение лопнуло. И он решил не тратить так же впустую еще один день, а попытаться воплотить в жизнь хотя бы один из его планов. Он позвонил в кабинет Ив и настоял, чтобы ее елейно вежливый помощник передал для нее сообщение в палату общин.

— Передайте сейчас же, — сказал он Вудворту, когда тот начал плести череду оправданий, чтобы отложить выполнение поручения. — Живо! Срочное сообщение, понял?

В конце концов она позвонила ему в половине одиннадцатого, и по ее голосу он понял — она думала, что Лаксфорд смилостивился и отпустил Шарли.

— Ничего нового, — ответил он на ее тихий напряженный вопрос: «Что произошло?»

— Тогда почему ты звонил? — спросила она уже другим тоном, и это, вместе с выпитым спиртным, завело его.

— Потому что наша дочь пропала, — ответил он подчеркнуто вежливо. — Потому что я провел целый день на работе, занимаясь, как обычно, идиотскими делами. Потому что я не разговаривал с тобой с самого утра и хотел бы узнать, что, черт побери, происходит. Ив, у тебя с головой все в порядке?

Он представил, как она оглянулась через плечо, потому что ее тихий голос стал еще тише.

— Алекс, я звоню тебе по твоей просьбе из палаты общин. Ты понимаешь, что это значит?

— Можешь одергивать своих коллег. А со мной это не пройдет.

— Послушай, сейчас не время и не место…

— Между прочим, ты и сама могла бы мне позвонить. В любой момент за этот проклятый день. И это избавило бы тебя от необходимости перезванивать мне из твоей хреновой палаты общин, где, конечно, все прислушиваются к твоему разговору. Это прежде всего тебя волнует, Ив, не так ли?

— Ты что, пил?

— Где моя дочь?

— Я не могу заниматься этим в данный момент.

— Может, тогда мне к тебе туда приехать? Ты сможешь сообщить мне последнюю информацию об исчезновении Шарли в присутствии парламентских журналистов. Это станет сенсацией для прессы, не так ли? Ах, черт возьми, совсем забыл — этого-то ты как раз и не хочешь, верно?

— Не надо так со мной разговаривать, Алекс. Я знаю, что ты расстроен, и у тебя есть основания…

— Премного благодарен.

— Но ты должен понять, что единственный способ справиться с этим…

— Действовать так, как находит нужным Ив Боуин. Но скажи мне, до каких пор ты собираешься позволять Лаксфорду давить на тебя?

— Я встречалась с ним. Моя позиция ему известна.

Пальцы Алекса сжали телефонный шнур. Если бы это была шея Лаксфорда…

— Ты встречалась с ним? Когда?

— Сегодня днем.

— И?

— Он не намерен ее возвращать. Пока не намерен. Но в конечном счете ему придется ее вернуть, потому что я совершенно определенно ему заявила, что не собираюсь плясать под его дудку. Теперь все, Алекс? Я тебе сказала достаточно?

Она хотела закончить разговор. Было совершенно очевидно, что она хотела вернуться в зал заседаний. К дебатам, голосованию или другой возможности доказать, как легко она может разделаться с брехней своих оппонентов.

— Я хочу поговорить с этим подонком.

— Ничего хорошего из этого не выйдет. Не вмешивайся в это дело, Алекс. Пожалуйста, обещай мне, что не будешь вмешиваться.

— Я не переживу еще один такой день, как сегодня. Вся эта дерьмовая «работа-как-всегда». Притом, что Шарли неизвестно где… Нет, я так больше не могу.

— Хорошо. Не надо. Но не лезь к Лаксфорду.

— Почему? — не удержался он от вопроса. — Ты хочешь общаться с ним наедине? Чтобы только ты одна? Как в Блэкпуле, да, Ив?

— Ты сказал мерзость. Я заканчиваю разговор. Мы сможем его продолжить, когда протрезвеешь. Завтра утром.

И она положила трубку. А он пошел пить водку. И пил ее до тех пор, пока пол в кухне не начал ходить ходуном. Тогда он, шатаясь, поднялся по лестнице в спальню и, не раздеваясь, плюхнулся поперек кровати. В какой-то момент среди ночи он, должно быть, стащил с себя брюки, рубашку и туфли, потому что, когда утром выполз из кровати, на нем были только трусы и носки.