В пути

Здесь осведомился о здоровье аббата Жеврезе, овладел саквояжем. Они поднялись по огромной разрушающейся лестнице на обширную площадку, в середине прорезанную широким окном и с боков окаймленную двумя дверями.

Открыв дверь направо, отец Этьен миновал просторный вестибюль, и вводя Дюрталя в комнату, которую напечатанная крупными литерами надпись вручала покровительству святого Бенедикта, произнес:

— Мне совестно, сударь, что я не могу предложить вам более удобного жилища.

— Но оно превосходно, — воскликнул Дюрталь, — что за очаровательный вид, — прибавил он, приблизившись к окну.

— У вас будет, по крайней мере, свежий воздух, — сказал, открыв окно, монах.

Внизу раскинулся загороженный плодовый сад, через который провел Дюрталя брат привратник. В нем преобладали яблони, низкие и неподвижные, посеребренные лишаями и вызолоченные мохом. За монастырскими стенами тянулись по склонам поля люцерны, перерезанные большой белой лентой дороги, которая исчезала на горизонте, оттененном зеленым кружевом листвы.

— Осмотритесь, сударь, — продолжал отец Этьен, — и откровенно скажите, чего вам не хватает в келье. Иначе мы оба пожалеем: вы, что не попросили нужного, а я, если замечу это слишком поздно, буду досадовать на свою оплошность.

Дюрталь наблюдал монаха, ободренный его свободным обхождением. Отец был молод, лет около тридцати. Живое, выразительное лицо, по щекам испещренное розовыми жилками, обрамлялось окладистой бородой, и вокруг бритой головы темнел венчик каштановых волос. Говорил он несколько скороговоркой, засунув руки за широкий кожаный пояс, стягивавший чресла.

— У меня неотложное дело, но я сейчас вернусь. Устраивайтесь поудобнее. Взгляните, если успеете, на правила, которым вы должны следовать у нас в монастыре… Они напечатаны на тех листках… Там на столе. Если угодно, мы побеседуем, когда вы с ними ознакомитесь.

И оставил Дюрталя одного.

Тот сейчас же занялся изучением комнаты. Очень высокая и очень узкая, она имела форму ружейного дула. Против двери было расположено окно.

В глубине, в углу, возле окна стояла небольшая железная кровать и круглый ореховый ночной столик. За кроватью у стены — аналой, обитый выцветшим репсом, увенчанный крестом и еловой ветвью. Дальше, все у этой же стены, белый деревянный стол, покрытый салфеткой, и на нем кувшин с водой, таз, стакан.

Напротив виднелся шкап, камин, в панно которого вставлено было распятие, и, наконец, стол рядом с окном, против кровати. Три плетеных стула дополняли меблировку кельи.

— Мне ни в коем случае не хватит воды для умыванья, — подумал он, — прикинув крошечный кувшин вместимостью не больше пивной кружки. Отец Этьен так внимателен, что у него можно попросить более внушительный паек.

Разгрузил саквояж, разделся, сменил крахмальную рубашку на фланелевую, расставил на умывальном столике свои туалетные принадлежности, спрятал в шкап белье. Сев, окинул келью взглядом, нашел ее довольно удобной, а главное, весьма опрятной.

Подойдя к столу и увидев на нем пачку линованой бумаги, чернильницу и перья, Дюрталь благодарно помянул предупредительность монаха, который известился, конечно, из письма аббата Жеврезе, что гость — писатель. Открыл и закрыл две книги, переплетенные в баранью кожу. Первая — «Введение в жизнь подвижническую» святого Франциска, епископа Женевского, и вторая — «Духовные упражнения» Игнатия Лойолы. Затем разложил свои книги на столе.

Наугад взял со стола первый попавшийся печатный листок и прочел:

«Чин, положенный для братии в обычные дни — от Пасхи до Воздвижения Святого Креста.

Встать в два часа.

Час первый и обедня в пять с четвертью.

Работа — согласно назначению.

В девять часов конец работы и перерыв.

Сексты в одиннадцать.

Анжелюс и трапеза в одиннадцать с половиной.

Полуденный отдых после трапезы.

Конец отдыха в половине второго.

Ноны и работа — пять минут спустя по пробуждении.

Окончание работы в четыре с половиной; перерыв.

Вечерня и после нее молитва в пять с четвертью.

В шесть ужин и перерыв.

В двадцать пять минут восьмого повечерие.

В восемь отхождение ко сну».

Перевернув листок, увидел на обратной стороне другое расписание, озаглавленное:

«Чин зимний. От Воздвижения Святого Креста до Пасхи».